Анна Одувалова - Мое ледяное проклятье [litres]

Под завывание ветра спалось удивительно хорошо, поэтому проснулась я поздно. Открыла глаза и первое, что заметила, – покрытое морозными узорами окно. Причудливые ледяные цветы, красивые снежинки, и в середине этого великолепия – ледяная лаконичная надпись, словно выведенная на стекле уверенной рукой:

«Я ждал тебя, Рыжик».

От этих слов стало настолько страшно, что я кубарем скатилась с кровати. Потом отдышалась, выдала Пэрсику его корм и со скоростью света оделась. Засунула кота в переноску и, схватив чемодан, кинулась к выходу, думая лишь о том, какая же я дура! Нельзя было возвращаться. И уж совсем точно не стоит задерживаться.

На стойке администратора меня остановили.

– Уже уезжаете? – удивленно спросила администратор, а я лишь кивнула и пробормотала:

– Да, возникли неотложные дела.

– Неотложные дела несовместимы со Сноухельмом, – сочувствующе произнесла женщина.

Но я не была настроена на разговор. Хотела сбежать как можно быстрее. Наверное, на меня нашло помрачение, когда я решила сюда вернуться. Думала, спасусь от Дилана, который не сунется в промороженную долину. Только вот сейчас бывший казался менее серьезной проблемой.

Хлопнула дверь, и в холле гостиницы появился похожий на сугроб мужчина в огромном тулупе. Отряхнул снег с плеч и басом сказал:

– Да, снегопадище знатный, давно таких не было. А чтобы вы знали, метет у нас даже в июле!

– Вот поэтому лучший вариант – уехать! – сказала я и положила ключи на стойку. – У меня котик не любит мороз.

– Заберите их. – Администратор вздохнула, а я непонимающе уставилась на нее.

Прояснил ситуацию мужчина.

– На неделю как минимум ты тут застряла, милая. В долине мы зависим от прихотей погоды. Все дороги из города завалило, а снег и не думает прекращаться.

Я замерла как вкопанная, а в голове билась одна-единственная мысль: «Он никуда не отпустит».

В комнату я возвращалась словно на заклание, не понимая, как теперь быть. А когда уселась на кровать, заметила на стекле новую надпись.

«Ты не сможешь от меня сбежать».

Сердце пропустило удар и рухнуло в желудок.

В себя меня привел только обиженный до глубины души вопль Пэрсика из недр меховой переноски. Оказывается, я пребывала в таком шоке, что забыла выпустить на волю свою любимую мохнатую скотину. Кот честно подождал какое-то время, а потом все же выразил недовольство мявом и шкрябаньем.

– И что же нам теперь делать, Пэрсик… – простонала я, прижимая к себе брыкающееся пушистое тельце. – Мне очень, очень не нравится, что мы тут с тобой застряли. А еще мне очень и очень страшно, потому что в детстве я была плохой девочкой и натворила много дел.

– Мыр-р-р? – спросил Пэрсик, вывернулся у меня из рук и, спрыгнув на пол, с деловым видом пошел к сумке, на дне которой лежала кошачья мечта – кусочки вяленого мяса.

– Тебе хорошо, зверь, – заметила я. – А меня кто покормит?

Есть хотелось неимоверно. Я еще не завтракала, а время близилось к обеду. Снег за окном не прекращался, завывал ветер, и я искренне надеялась, что в гостинице есть ресторан. Совсем нежелательно искать кафешку за пределами этого здания.

Моя южная одежда не подходила для Сноухельма. Я не предполагала, что тут стало настолько холодно, и не рассчитывала, что задержусь. Придется покупать себе что-то по сезону.

Об этом я думала, влезая в узкое красное платье с открытыми плечами. В нем было зябко, пришлось взять серую вязаную кофту, которая совершенно не вязалась с образом. Но мне было все равно. Меня пугали послания на стеклах. Я не была дурой и понимала: это только начало. Но какие действия он предпримет дальше? Не убьет же? Если бы хотел, сделал бы это по пути сюда. Я в очередной раз совершила глупость. Сама угодила в ловушку. Ведь знала – возвращаться нельзя.

Заплела непослушные рыжие волосы в косу и спустилась вниз, чтобы узнать, где здесь кормят. А в холле меня ждал сюрприз. Женская фигура у стойки показалась знакомой.

– Жен… – удивленно протянула я, все еще не веря собственным глазам.

Женщина обернулась, и я узнала сестру, которая казалась крупней из-за пушистой шубы в пол. Черный мех отливал глянцем. На его фоне глаза Женевьев смотрелись особенно ярко.

– Привет. – Она устало улыбнулась. – Прости, что выставила тебя вчера. Просто растерялась и испугалась. Нам надо поговорить. В этом ты права.

– Хорошо. – Я была обескуражена. К чему такая смена позиции?

– А еще я принесла несколько теплых платьев. Смотрю на тебя и понимаю, что решение верное. Ты представления не имеешь, в чем тут нужно ходить, чтобы не замерзнуть к демонам, – в голосе нескрываемый укор, но я лишь слегка улыбнулась, глотая намек. Мне нечего сказать. Женевьев права.