Алексей Пехов: Эринеры Гипноса

Прежний наигранно-утомленный тон плохо давался ему.

– Где находится твое физическое тело?

– Александрия, – произнес он с заносчивой небрежностью. – Трехэтажный особняк на берегу Нейлоса. В данный момент сижу в дорогом инвалидном кресле на мраморном балконе. Дряхлая, трясущаяся, полубезумная развалина с гниющим мозгом, в шелковых одеждах, с лысой головой, покрытой коричневыми старческими пятнами, вялым, перекошенным ртом, из которого постоянно течет слюна, высохшими скрюченными ступнями в роскошных, мягких туфлях. Воняющий разложением, мочой и смертью.

Хэл отвернулась, сделав вид, что ее заинтересовал полет мотыльков, устало шелестящих хрупкими крылышками. Острое, неуместное сострадание к дэймосу – вот что она чувствовала сейчас.

– Освободиться не пробовал? – спросил я.

– Я занимался этим много лет, – ответил он с надменной холодностью. – Но Нестор очень сильный танатос. Этот дом был от крыши до потолка в зеркалах, где отражалась вся моя жизнь. Но даже в те времена я не мог вырваться.

– Я могу помочь тебе, – сказал я, глядя на пленника.

– Как?! – Он рассмеялся, тихо и сдавленно, почти не разжимая губ.

– Разобью зеркала. Все. Сразу. Оборву затянувшуюся пытку.

Хэл повернулась ко мне, я почувствовал на себе ее горящий, недоумевающий взгляд. Она твердо запомнила урок – мастера снов не убивают людей. Никогда. Ни при каких условиях. Единственная наша задача в подобной ситуации – разведать обстановку: поставить диагноз. А затем дожидаться специалистов. Но опасения ученицы были напрасны. Реакция от пленника последовала вполне предсказуемая.

Дэймос поднес ко рту дрожащую руку, прикусил ноготь на большом пальце и уставился на меня с ненавистью и ужасом.

– Нет! Не смей! Ты не можешь!! Я хочу жить!

– Разве это жизнь, то, о чем ты рассказывал. Мучительное, унизительное угасание.

– Пусть! Хоть так. Лучше, чем совсем ничего. Не убивай, умоляю!

Кем бы ни был загадочный Нестор, он создал для своего врага идеальную тюрьму. Освободиться тот не может, а разбить зеркала никогда не решится, потому что боится смерти. Он был готов цепляться за свое полумертвое тело в реальности, лишь бы выцарапать себе еще пару лет существования, относительно напоминающего жизнь.

– Что ты хочешь взамен? – похоже, еще немного, и дэймос упадет передо мной на колени.

Хэл передернуло от отвращения. Никогда раньше она не видела человека, который ставит себя в столь унизительное положение.

– Ответь на мои вопросы.

– Спрашивай, – сказал он с торопливой готовностью.

– Кто ты?

– Я? – Дэймос дернул плечом, приподнял брови, словно не понимая, как я могу не знать, и произнес невозмутимо: – Логос.

Контраст с прежним перепуганным, жалким пленником был разительным. Казалось, передо мной стоит совсем другой человек. Властный, заносчивый, с презрением относящийся к простым сновидящим, оказавшимся в поле его зрения.

«Логос», – повторил я про себя. Это имя в древней философии обозначало неизменную, неумолимую закономерность бытия. Человек, запертый в квадрате резной рамы, считал себя олицетворением закона нашего мира.

– Логос, – произнесла Хэл задумчиво, ее одолевали те же мысли, что и меня. – Это значит «слово», «мысль»?

– Для примитивного сознания. – Дэймос улыбнулся мне тонко и многозначительно. – Я тот, кто дает названия вещам и вызывает их тем самым из небытия.

Моя гурия переступила по мокрым доскам, забыв о грязной ледяной воде, заливающей ее ступни в изодранных чулках, подалась вперед, ближе к фанатично сверкающему глазами пленнику, чтобы не пропустить ничего из сказанного им.

– Я смысл всех вещей. Я провидение. Я высший Промысел. Я – Бог.

– Кто, прости? – переспросила Хэл, ошеломленная таким поворотом.

– Бог, – повторил тот сдержанно. – Один из немногих, кто управляет миром. Избранный. Но мне, к сожалению, не повезло. На моем месте мог оказаться другой. И тогда я насылал бы болезни на тех, кто не желает смириться и признать истинность веры в нас, и лечил того, кто готов склониться…

– Слушай, какой-то бред, – шепнула мне в ухо Хэл, приподнявшись на цыпочки. – Видно, он свихнулся здесь в одиночестве.

– Нет, во всем этом есть смысл. – Я внимательно слушал дэймоса, ловя каждое слово. Любое из них могло стать ответом на вопросы, которые не давали мне покоя уже давно.

– В реальности меня зовут Лонгин Сотер. Мои предки из великого рода Птолемея, диадоха [1] Диадох – преемник (греч.). – Здесь и далее примеч. авт. Александра Великого, завоевателя Эгиптоса. Я – дэймос, как ты уже понял. Ламнос – вызывающий болезнь. Меня пленил и заковал танатос по имени Нестор. Давно. Очень… – Он прервал горделивую речь и добавил уже совсем другим тоном: – Это все, что я помню.