Глен Кук - Крепость во тьме [книги 1, 2, 9] [сборник litres с оптимизированными иллюстрациями]

– А вот и мы, – объявила Мерьем. В голосе ее звучали мелодичные нотки, показавшиеся Мике странными для столь юной девочки. – Снова суп, но на этот раз я принесла немного хлеба. Можешь его размочить. Сядь – на этот раз тебе придется есть самому. Не ешь слишком быстро, а то станет плохо. И не слишком много.

– Ты очень добра, Мерьем.

– Нет. Насеф прав – я плохо воспитанная девчонка.

– Но даже при этом Господь тебя любит.

Он тихо и убедительно заговорил, откусывая по кусочку хлеба, и Мерьем слушала его с видимым восторгом.

Первый раз он выступил перед публикой в тени пальм, окружавших оазис эль-хабибов. От когда-то надежного водоема почти ничего не осталось, кроме ила, и даже тот засыхал и трескался. Мика сделал оазис темой притчи о высыхающих водах веры в Господа.

Слушателей было не много. Он сидел с ними, словно учитель с учениками, убеждая их и обучая вере. Некоторые вчетверо превосходили его по возрасту, и их удивляли его познания и ясность мыслей. Они пытались подловить оратора, ставили на пути его рассуждений ловушки в виде утонченных вопросов на тему догматов, но он разбивал все аргументы, словно варварская орда, уничтожающая плохо защищенные города.

Он был куда лучше образован, чем предполагал сам.

Обратить в свою веру ему никого не удалось, но этого он и не ожидал. Ему хотелось лишь, чтобы они начали распространять слухи за его спиной, создавая соответствующую атмосферу для речей, которые действительно могли добавить ему новообращенных.

Пожилые мужчины ушли от него в страхе, почувствовав в его словах первую искру пламени, которое могло пожрать детей Хаммад-аль-Накира.

После Эль-Мюрид посетил Мустафа.

– Что стало с караваном моего отца? – спросил он главу клана.

Мустафа ошеломили его слова, ибо тот говорил с ним как с равным, а не как ребенок со старшим.

– Они попали в засаду. Все погибли. То был печальный час в истории Хаммад-аль-Накира. Не думал, что доживу до дня, когда люди станут нападать на соляные караваны!

Чувствовалось, что Мустаф недоговаривает. Глаза его бегали.

– Я слышал, караван нашли эль-хабибы. И еще я слышал, что они преследовали бандитов.

– Это правда. Бандиты пересекли Сахель, сбежали в страну неверных Запада.

Мустаф нервничал, и Мике показалось, что он знает почему. Вождь, по сути, поступил как человек чести, послав людей справедливо наказать тех, кто лишил жизни семью аль-Рами. Но все сыновья Хаммад-аль-Накира были немного разбойниками.

– Но там, снаружи, есть верблюд, который отзывается на кличку Большой Джамал. И еще один, по кличке Кактус. Может ли быть совпадением, что эти животные носят те же имена, что и верблюды моего отца? И случайно ли у них точно такие же отметины на шкуре?

Мустаф с минуту молчал, и на мгновение в его глазах вспыхнул гнев. Ни одному мужчине не понравится, что его призывает к ответу мальчишка.

– А ты наблюдателен, сын аль-Рами, – наконец ответил он. – Да, это действительно бывшие верблюды твоего отца. Когда пришло известие о случившемся, мы оседлали лучших коней и помчались по следу. Столь чудовищное преступление не могло остаться безнаказанным. Хотя люди твоего отца и не из клана эль-хабиб, они принадлежали к избранным. Они были торговцами солью, и защищающие их законы старше, чем сама империя.

– И конечно, была еще и добыча.

– Была и добыча, хотя твой отец не был богат. Всего его состояния едва хватило, чтобы возместить наши потери коней и людей.

Мика улыбнулся – Мустаф раскрыл свою стратегию ведения переговоров.

– Вы отомстили за мою семью?

– Да, хотя погоня занесла нас за пределы Сахеля. Мы поймали их у самых стен торговцев-язычников. Лишь двоим удалось пройти через ворота неверных. Мы люди благородные и не стали сжигать их деревянные стены. Мы не стали убивать мужчин и порабощать женщин. Мы обсудили случившееся с их советом торговых посредников, которые давно знали твою семью. Мы представили доказательства, и они, посоветовавшись, отдали бандитов нам на расправу. Мы не пощадили их – они умирали много дней, в назидание другим, кто нарушит законы, которые старше, чем сама пустыня. Возможно, стервятники до сих пор растаскивают их кости.

– За это я тебе благодарен, Мустаф. А что с моим наследством?

– Это мы тоже обсудили с торговыми посредниками. Возможно, они нас обманули – кто мы для них, как не невежественные песчаные дьяволы? А может, и нет. При нас были сабли, все еще обагренные кровью тех, кто причинил нам зло.