Гарри Гаррисон - Молот и Крест [litres]

– И кто теперь откажет нашему ярлу в этом титуле? Он повторяет притчу своей собственной жизнью.

– Зачем же это понадобилось богу Ригу? – спросил служитель Ньёрда Вестмунд. – И в чем сила Рига? Я вынужден признать, что ничего не знаю о нем, кроме твоей притчи.

– Он покровительствует восходителям, – ответил Торвин. – А сила его в том, чтобы делать людей лучше не посредством войны, как поступает Один, но с помощью мастерства. Вам известно и другое предание – о Скеве, отце Скьёльда, то есть о Снопе, отце Щита. Нынешние датские короли называют себя сынами Скьёльда, королями войны. Но даже они помнят, что перед Скьёльдом, королем войны, правил король мира, который научил людей сеять и жать вместо того, чтобы промышлять охотой, подобно дикому зверью. И я считаю, что объявился новый Сноп, как бы мы ни произносили его имя, который призван избавить нас от сева и жатвы, чтобы мы жили, а не существовали от урожая до урожая.

– И будет им тот, кто явится с севера, – с сомнением произнес Фарман. – Не нашей крови и не знающий нашего языка. Побратавшийся с христианами. Это не то, чего мы ждали.

– Деяния богов никогда не оправдывают людских ожиданий, – возразил Торвин.

Шеф наблюдал за мрачной вереницей разоруженных воинов, всходивших следом за королем на корабли, которым предстояло отвезти армию домой. Альфред настоял, чтобы с ними отправились не только папский легат и франкское духовенство, но и архиепископ Йоркский, его собственный епископ Даниил Уинчестерский, архидиакон Эркенберт и все английские церковники, не воспротивившиеся захватчикам. Даниил разразился угрозами вечного проклятия, отлучения и анафемы, но Альфред остался непоколебим. «Если ты изгонишь меня из своего стада, – бросил он, – я соберу собственное. И пастухи будут получше, а зубы у псов – поострее».

– Они навеки возненавидят тебя, – сказал ему Шеф.

– Придется нам и это разделить, – ответил Альфред.

И так они заключили сделку.

Оба были холосты и не имели наследников. Они договорились править в тандеме: Альфред – южнее Темзы, Шеф – севернее; во всяком случае, до Хамбера, за которым засел честолюбивый Змеиный Глаз. Оба назвали себя наследниками друг друга. Каждый согласился на то, что в его владениях установится свобода вероисповедания и можно будет поклоняться Христу, Пути и кому или чему угодно еще, если объявятся такие приверженцы. Но служителям всех религий запрещается брать мзду как товарами и деньгами, так и землями, за исключением заранее оговоренных услуг. А церковные земли перейдут к короне. Благодаря этому Шеф и Альфред вскоре станут богатейшими королями в Европе.

– Мы должны расходовать деньги на благие дела, – добавил Шеф.

– На милостыню?

– Не только. Часто говорят: ничто новое не появляется раньше срока. И я этому верю. Но я также считаю, что люди способны отодвигать этот срок, если он наступает. Его может заморозить Церковь. Посмотри на наши машины и арбалеты. Кто решится сказать, что их нельзя было изготовить сто лет назад или пятьсот, во времена римлян? Однако ими так и не занялись. Я хочу, чтобы мы восстановили все накопленные знания, даже премудрость счисления, которая ведома арифметике, и приспособить их к добыванию новых знаний.

Он сжал кулак, словно стиснул рукоятку молотка.

И вот теперь, наблюдая за посадкой пленных, Альфред повернулся к своему соправителю со словами:

– Странно, что ты упорно отказываешься носить молот с нашего знамени. Я же по-прежнему ношу крест, если на то пошло.

– Молот – общий знак идущих Путем, а Торвин говорит, что приготовил для меня новый. И пока я его не увижу, не смогу решить, годится или нет. Это будет трудный выбор. А вот и Торвин.

К ним подошел кузнец в сопровождении всех жрецов Пути. Позади них были Гудмунд и старшие шкиперы.

– Мы принесли твой знак, – сказал Торвин.

Он показал амулет на серебряной цепочке. Шеф с интересом присмотрелся к палочке с пятью перекладинами, поочередно направленными вправо и влево.

– Что это?

– Это kraki, – ответил Торвин. – Лестница-палка, знак Рига.

– Я слышал это имя, но не знаю такого бога.

– Узнаешь, – пообещал Торвин. – Тебе растолкуют. Тебя не посещал ни Тор, ни Локи, ни другие боги. Только Риг.

Шеф оглядел многочисленное собрание. Альфред, Торвин, Ингульф, Хунд. Некоторые отсутствовали. Не было Бранда, и Шеф до сих пор не знал, пошел ли тот на поправку. Не было его матери Трит. Захочет ли она снова увидеть его?

Но чаще его мысли занимала Годива. После боя катапультисты принесли ему труп единоутробного брата, сына его матери, мужа Годивы. Вдвоем они долго смотрели на посиневшее лицо и сломанную шею, силясь найти в воспоминаниях детства что-нибудь светлое, способное изгнать ненависть. Шефу пришли на память слова из старой Торвиновой саги, произнесенные героем над телом брата, павшего от его руки: