Михаил Ланцов: Дмитрий Донской. Пробуждение силы

Но необъяснимые изменения в юном князе его пугали. Грешным делом Алексий подумал поначалу, что князь одержим бесом. Однако ни одного признака сего печального обстоятельства не нашел. Скорее напротив. Дима нередко захаживал в церковь по доброй воле и много беседовал со священниками. Странно и непонятно. Митрополит в свои шестьдесят лет был довольно опытным человеком. Но ему даже слышать о таких вещах не доводилось. Как поступить? Вопрос.

Разрешение ситуации принес сам Дима.

– Отче, – вкрадчиво поинтересовался он, заглянув в покои митрополита. – Мы могли бы поговорить с глазу на глаз?

– Конечно, – кивнул Алексий, и все присутствующие в комнате спешно ее покинули, оставив князя с митрополитом наедине. – Я слушаю тебя, сын мой, – произнес визави князя, когда закрылась дверь.

– Нас точно не подслушивают? – скептически посмотрел Дима на эту дверку. – Может быть, пройдемся на свежем воздухе?

– Я ручаюсь за то, что нас не слышат.

– Хорошо, – кивнул князь и после небольшой паузы перешел к делу. – Я хотел бы попросить тебя о помощи.

– Что-то случилось?

– Воровство случилось. И казнокрадство. Дядя совсем берега потерял в своей неуемной жадности. Казна уже показывает дно… И сделать я с ним ничего не могу, потому как он моя опора. Моя власть зиждется на поддержке Вельяминовых и их союзников.

– Это прискорбно, – кивнул митрополит. – А от меня что ты хочешь?

– Чтобы ты встал подле меня и сдерживал алчные позывы дяди. Конечно, воровать он не прекратит. Но аппетиты поумерит.

– Отчего, сын мой, тебя так заботит этот вопрос?

– Так из-за воровства безумного все наследие моих предков может прахом пойти. Я бы, может быть, дядю на кого и заменил. Но на кого? Остается искать способы смирить его страсти.

– Разумно, – после небольшой паузы кивнул митрополит. – Но ты ведь догадываешься, что я просто так не смогу тебе помочь?

– Это из-за того, что я изменился? – мягко улыбнулся Дима. – Считаете, что я одержимый?

– Считал. Но ты не чураешься церкви. Да и какой одержимый сам пришел бы к митрополиту? – ответил он с вполне искренней и доброй улыбкой. – Расскажи, что с тобой произошло?

– Если говорить предельно честно, то я не знаю, – пожал плечами Дима. – Единственное, что я помню, – странный сон, в котором мои предки по очереди подходили ко мне и что-то говорили.

– Все?

– Того я не ведаю. Но и тех, кто жили до Рюрика, тоже видел. Они говорили не на нашем языке, однако я их понимал без каких-либо сложностей.

– Очень интересно… – тихо произнес митрополит, по сути, не получивший ответа на свой вопрос. – А что они хотели от тебя?

– Полагаю, они меня как-то напутствовали. Но это только предположение. Я не помню ни одного слова из сказанного ими. Хотя говорили они много. Сверх этого я бы и рад сказать, да нечего. А придумывать красивую сказку я не хочу.

– Сказку? Да, сказку не нужно.

– Вот и я о том думаю. Но ведь сказанных мною слов тебе мало?

– Мало, – кивнул митрополит. – Но я думаю, что мы будем исходить из того, что знаем. Ты не сторонишься церкви, а значит, ничего плохого с тобой они не сотворили. Если же верить толкователям снов, то… – Митрополит задумался. – То я не знаю, как можно трактовать это однозначно. Ближе всего «большие перемены», к лучшему ли, к худшему ли – неизвестно.

– И ты мне поможешь?

– Конечно, – улыбнулся Алексий. – Наставничество над юным князем – моя прямая обязанность. И плох будет тот наставник, который позволит растащить казну воспитанника до его возмужания.

– Это отрадно слышать, – вернул довольную улыбку Дима и вроде бы собрался уходить, но митрополит жестом задержал его.

– Мне говорили, что ты совершенно замучил священников расспросами. Что тебя так взволновало?

– Я пытаюсь разобраться в некоторых вопросах, безмерно далеких от жизни княжества. Этакие упражнения для ума.

– Может быть, я подскажу тебе на них ответы?

– Может быть, – улыбнулся Дима. – Первый вопрос заключается в летосчислении. Мы все христиане. Вот мне и стало интересно, отчего христиане ведут свое летоисчисление от Сотворения мира, а не от Рождества Иисуса нашего Христа? Тем более что в вопросах Сотворения мира масса непонятных моментов и дата сильно плавает, по меньшей мере, на полвека. Не ясно, как ее высчитывать. А с Рождеством Христа все просто и ясно.

– Хм, – хмыкнул митрополит, задумавшись.

– Второй вопрос – это начало года. Отчего добрые христиане почитают начало года по древним языческим традициям – весной или осенью? В то время как у нас всех есть яркий ориентир – Рождество. Кроме того, мне сказали, что после Рождества день начинает прибывать. Это ли не истинное начало?