Чарльз де Линт - Семь диких сестер

– Это корневик! – сообразила тетушка Лилиан.

Быстро глянула на корзинку: человечек лежал с приоткрытым ртом. Помню, я еще подумала: «А может, корневики так храпят?» Но тут они вырвались из его губ – черно-желтое облако, густое, как дым, – они валили, точно пар из чайника.

– Ложись! – крикнул Яблоневый Человек. – Лежите и не двигайтесь!

Тут же все стало ясно. Элси говорила: если вдруг побеспокоишь пчел, нужно лежать на земле неподвижно, даже не моргая, и тогда они, скорее всего, тебя не увидят. Так что я сделала, как велел Яблоневый Человек, и хлопнулась на пол. Тетушка Лилиан сделала это еще раньше, я даже не заметила как, настолько быстрым было ее движение. Яблоневый Человек распахнул одну из двух запертых дверей и тоже растянулся на полу.

Я старалась не дышать, пока жужжащее облако кружило в том месте, где была бы моя голова, останься я на ногах. Пчелы пронеслись по комнате раз, другой, третий и наконец устремились в открытую дверь.

Они улетели, и Яблоневый Человек встал на ноги, а я еще долго не решалась подняться – так и лежала на полу, вся дрожа, с неистово колотящимся сердцем.

– Это что за наваждение? – спросила тетушка Лилиан.

Я уселась на полу и с опаской покосилась на корневика, ожидая, что из его рта вот-вот снова вылетит рой, но как будто поток насекомых иссяк. Яблоневый Человек закрыл распахнутую дверь, однако мне удалось краем глаза увидеть, что за ней скрывается.

По ту сторону раскинулся холмистый луг. На первый взгляд очень похожий на тот, что лежал за старой яблоней и садом тетушки Лилиан. Но на лугу за дверью все было таким… даже не знаю, как объяснить. Все было таким насыщенным. Как в цветном фильме, если сравнивать с черно-белым. Этот зеленый косогор отозвался ноющей тоской в самом моем сердце. Я всего-то бросила на него украдкой взгляд, а он уже манил меня, как ни один другой уголок на свете. Я вскочила на ноги и бросилась к нему, но Яблоневый Человек захлопнул дверь перед моим носом.

– Тебе туда не нужно, – мягко сказал он.

Но оба мы знали, что нужно. Попасть туда – больше ни о чем я не могла думать в тот миг.

– А я уже успела позабыть, какую боль пробуждает это место в человеческой душе, – произнесла тетушка Лилиан.

Она смотрела на дверь так, словно та закрылась за самым любимым ее другом, который никогда уже не вернется.

Яблоневый Человек грустно покачал головой – я подумала, он это по поводу слов тетушки Лилиан и моего намерения бежать за дверь, но оказалось не совсем так.

– Нет, никогда не получится, – вздохнул он.

– Что не получится?

Он перевел взгляд на меня:

– Я хотел взять вас обеих во владения корневиков, чтобы вместе отнести этого малыша к его сородичам. Кто знает, может, им пришла бы в голову пара дельных мыслей, как вам отвертеться от их старой распри. Но я не могу пустить вас туда. Вы не захотите возвращаться. Я приведу вас домой, и до конца дней вас будет снедать сердечная тоска по той земле.

Я не стала возражать. Одного быстрого взгляда сквозь открытую дверь было достаточно, чтобы убедиться в его правоте. Но тетушку Лилиан уговорить было не так легко.

– Научился бы ты доверять нам чуточку больше, – сурово заявила она. – Конечно, нам захочется там остаться. Может, по возвращении мы и почахнем от тоски. Но мы сильнее, чем ты думаешь. Все как-то умудряются обходиться без того, что страсть как хочется получить. Так устроена жизнь. Больной желает выздороветь. Если красавица дала отставку ухажеру, тот только о красавице и думает. Кому-то нужны деньги в банке, да побольше, а кому-то – то, что можно купить на эти деньги. Мы не получаем того, что вожделеем, и ничего, жизнь продолжается. Мы сами ее продолжаем. Никто не собирается помалкивать в уголке и лить слезы до конца своих дней.

– Ну кто-то, вероятно, и льет, – возразил Яблоневый Человек. – Иные люди возвращаются и уже не ведают счастья.

– Может, и так, – отрезала тетушка Лилиан. – Только я не из таких. И между прочим, даже обидно, что ты так упрямишься. Словно знаешь меня лучше, чем я сама.

– Я просто подумал…

– Слишком много думаешь, – перебила его тетушка Лилиан. – Но не переживай, стыдиться тут нечего. Мой народ тоже этим грешит.

Они стояли, вперив взгляд друг в друга, и никто, казалось, не собирался сдаваться, но наконец Яблоневый Человек слабо кивнул.

– Приношу извинения, – пробормотал он. – Буду учиться верить людям на слово.

– И жить станет намного легче, – заверила его тетушка Лилиан.