Александр Ясинский - Церемониймейстер холокоста

– Но что, мой вождь, нам теперь делать с ними? Почему нам не добить этих тварей сразу, пока они не наслали скверну?

– Потому что! Да не уподобимся гнусным демонам, мы, цивилизованные люди, и будем судить пленников по преступлениям их и вынесем справедливый приговор. Шлите же гонцов братьям и союзникам, грядет великий день, день торжества, который изменит все, что было до сегодняшнего.

Голоса отдалились и растворились в шуме ночи.

– Сколько новых слов, понятий…

Какое-то время они собирались с силами, тихонько переговариваясь, пока огонек не высветил приближающийся лик, и дрожащий шепот не достиг их ушей.

– Эй, демоны! Вы ведь взаправду демоны?

– Чего тебе надобно, человече? – процедил Генеш со всем возможным презрением.

– Я брошу вам ключ. Дальше действуйте сами. Но вы должны пообещать, поклясться мне на крови, демоны ведь связан узами кровной клятвы, не так ли? Мы заключим сделку. В обмен на свободу, восстаньте и отомстите за мою поруганную честь, а после навсегда покиньте поселок. Вы ведь исполните уговор?

Трудно было не уловить страх в голосе, и Ксор, не совсем понимая, чем он вызван, поспешил успокоить говорившего.

– Мы согласны. А как же стража?

– Капитан спит, утомленный вином и моими ласками, а дальше…дальше разбирайтесь сами, на то вы и демоны.

– Как это?

– Ты что, будешь расспрашивать меня до рассвета? Вот держи!

Огонек задрожал и через мгновение погас. Ксор услышал слова, которые не понял.

– Великая нечистая тьма! Куда же подевалось огниво?

– Так вон же оно, лежит у самых твоих ног! Ты что, не видишь?

– А ты видишь ?

– Конечно.

– Хочешь сказать, что ночь для тебя не помеха, тебе без разницы?

– Я вижу ночь, и я вижу день, – холодно заметил Генеш, решив не вдаваться в подробности. – Почему ты жаждешь так помочь нам, после того, как твои соплеменники вероломно захватили нас?

Человек молчал.

– Вождь, – наконец сказал он. – Я принесла ему свою любовь, всю себя, и что? Что я получила взамен? Каково ощущать себя отвергнутой и осмеянной?

– Я не понимаю…

– Конечно! Ты же – чудовище! Скажи, тебе когда-нибудь отказывала женщина?

– Что есть женщина?

– Прекрасный объект вожделения, любви, поклонения, соперничества. Идеал. Наконец, различающийся с тобой по полу. Что за бестолковое создание! Ну, имеющий грудь как у меня, или по более и … стой! Может, вы и не различаетесь по полу?

– А вы различны?

– Бедное чудовище, – сказала женщина. – Вы даже еще несчастнее нас, лишенных душ. Вы не созданы для любви. Вам не ведомы настоящие страсть и чувства. Вы никогда не поймете мир за вашими стенами. Даже живя рядом с Источником Благодати, мы постепенно совершенствуемся. Вы же, находитесь внутри, ежесекундно купаетесь в нем.

– Может это и есть цена совершенства? – грустно спросил Ксор.

Лицо женщины изменилось. То будет недоверием, решил про себя Ксор. Отпертые оковы грохнулись оземь, как в этот момент из сторожки, зевая и почесываясь, выбрался заспанный стражник. От неожиданности он остолбенел, потом, вскрикнув, повернулся бежать, и неловко поскользнувшись, упал. Тенью метнулся к нему Генеш и в два счета свернул бедняге шею. Перепрыгнув через тело, демон проскользнул в помещение караульной. Но было поздно – звякнул тревожно колокол, поселок глухо заворочался, просыпаясь, замелькали огни, послышался топот ног и оклики.

На пороге вновь появился Генеш, держа в руках окровавленные мечи, губы его растягивала довольная торжествующая улыбка, и он не стыдился упоения боем, тем более не скрывал. Один он протянул Ксору.

– А они по-прежнему дохнут легко, эти люди! – весело сказал он.

Ксор бросил взгляд на оружие…Диких? Людей? Грубое, бездушное, угловатая и не эстетическая вещь смерти.

– Да будет так!

Пользуясь кутерьмой и неразберихой, они благополучно миновали половину пути, двигаясь интуитивно по незнакомой местности, прежде чем столкнулись с организованным сопротивлением. Да и то, деморализованные противники дрались вяло, больше норовили прикрыться друг дружкой. В оружие не было смысла.

Отбросив меч, Ксор поднял за грудки завопившего в ужасе солдата, швырнул его высоко вверх на крышу трехэтажного барака. Вопль стал еще громче, когда факел, что продолжал сжимать тот в руке, воспламенил соломенную крышу, обратив строение и человека в ревущий погребальный костер. Снопы искр взметнулись в ночи, для диких неся разрушение жилищ и гибель в постелях, суля беды и лишения. Пожар ширился, из домов выскакивали обезумевшие жители и, сталкиваясь, падали во всепожирающий огонь.