Геннадий Авласенко - Пещера

Я закрыл глаза и тотчас же синие волны вновь подхватили меня в мягкие тёплые свои ладони. И понесли, плавно перебрасывая друг дружке, куда-то вдаль, наверное, туда, к маленькому зелёному островишке посреди синего бушующего моря. И, может, сейчас я наконец-таки узнаю волнующую его тайну. Вот уже сверху так знакомо кружат надо мной белокрылые чайки. И кричат, кричат мне что-то сверху…

Странно только, что кричат они (чайки то есть) таким противно-знакомым, явно Витькиным голосом. А впрочем…

Да, увы!

– Дошло? – истошно вопит в трубке этот психопат ненормальный. – Ну, чего ты молчишь? Я ж тебя русским языком спрашиваю: дошло, устраивает?

– Ну, ещё бы! – машинально отвечаю я, не в силах вот так, сразу и полностью вырваться, выпутаться из обволакивающе-мягких объятий сна (да я и не желаю из них выпутываться, чёрт вас всех побери, я спать хочу!)

– Значит, ты поддерживаешь?

– Обеими руками! Ты это здорово придумал, молодец!

– Вообще-то, это не я… вернее, не совсем я… – мнётся Витька. – Но, с другой стороны, что б они без меня… А правда, здорово?

– Ну, я же сказал. Танцую от восторга! Теперь всё?

– Теперь всё!

Я решаю отложить до лучших времён исследование причин столь бурного восторга с моей стороны по поводу пока неизвестного мне Витькиного предложения. Я элементарно хочу спать. Ещё я хочу попасть на маленький зелёный островок своего сна. В конце концов, могу я, наконец, узнать, куда это я плыл всю ночь напролёт! То есть, не куда, а зачем? Зачем я плыл к островишке этому заурядному?

Но бросить трубку как всегда опаздываю.

– Ну, вот и чудненько! Ты, значит, давай пока собирайся… ну а через, скажем так, полчасика мы за тобой заскочим. В общем, собирайся и жди.

– Мы это кто?

– Мы это мы!

– Кто это мы? – не сразу доходит до меня. – Куда это мне прикажешь собираться? Алло! Витька! Алло! Фу ты, чёрт!

Трубка, словно тоже издеваясь надо мной, противно пищит-попискивает коротенькими частыми такими гудочками… а в бедной голове-головушке моей тяжело и надрывно бухают громадные боевые барабаны-тамтамы этих, как их, мумбов-юмбов или юмбов-мумбов… или, что более вероятно, и тех, и других разом, а во рту у меня противный металлический привкус, и язык мой шершав аки наждачная бумага. И чертовски хочется спать!

Некоторое время я ещё тупо и очумело таращусь на злосчастную эту трубку, продолжающую издевательски попискивать в правой моей руке, а потом вдруг ясно и совершенно отчётливо начинаю осознавать, что уснуть сегодня мне уже, увы, не удастся.

День, как говорится, начался!

Я вздохнул и, со всего размаха шваркнув ни в чём не повинной телефонной трубкой по ни в чём не повинному телефонному аппарату, уныло поплёлся в ванную.

Нет, в всё-таки интересно было бы узнать, что было, что ожидало меня там, на маленьком зелёном этом островишке, что я…

Фу ты, чёрт!

Уже подходя к двери ванной, я внезапно остановился, как громом поражённый. Да и было отчего.

Оказывается, я совершенно не помню, как вчера вечером очутился у себя дома. Вечером или ночью, дело не в этом. А в том, собственно, дело, что я, хоть убей, ничего этого не помню. Вот не помню и всё тут!

– Нина Алексеевна! Нина Алексеевна!

– Что случилось, девочки?

– Нина Алексеевна! Петров…

– Что, Петров? Опять Петров!

– Нина Алексеевна, он там череп нашёл…

– На берегу…

– На палку нацепил…

– Нас пугает!

– Подождите, подождите, не все сразу! Я ничего не поняла. Какая палка, какой череп?

– Обыкновенный, человеков.

– Надо говорить: не человеков, а человеческий.

– Нина Алексеевна, мы первые его нашли!

– Он из песка торчал, а мы подумали – камень.

– А этот Петров…

– Нина Алексеевна, вы его больше на экскурсию не берите! Он только всем мешает!

– А череп такой страшный, такой коричневый весь! Я сегодня всю ночь спать не буду!

– Девочки, девочки, успокойтесь! Петров! Иди сюда! Не прячь, не прячь, всё равно я уже видела!

Холодные струи душа буквально впивались в кожу тысячами мелких острых буравчиков… и тут же, сменяя их, сверху обрушивались на меня целые потоки обжигающе-горячей воды. Рискуя замёрзнуть или свариться вкрутую, я лихорадочно менял воду: горячая, холодная, горячая, холодная… вновь горячая… Я менял воду и отчаянно, без особого успеха, впрочем, решал извечный философский вопрос: вопрос о первичности…