Карен Монинг: Рожденная огнем

Застрянете посреди океана на единственном куске дерева, способном выдержать только ваш вес и ни грамма больше, — а рядом будет барахтаться вполне хороший человек, который точно утонет, если ему не помочь.

Вот момент, который определяет, кто вы есть.

Откажетесь от единственной надежды на выживание, чтобы спасти незнакомца? Будет ли для вас важно, что он стар и уже прожил хорошую жизнь, или молод и не имел шанса пожить?

Может, попытаетесь удержаться на доске вдвоем, и это станет причиной двух смертей вместо одной?

Или будете яростно цепляться за свой поплавок с полным осознанием того, что, уплывая, схватившись за дерево, даже не причиняя вреда незнакомцу, совершаете убийство?

И будет ли это для вас убийством?

Вы готовы хладнокровно убить ради спасительного поплавка?

Что будете чувствовать, уплывая? Будете ли оглядываться? Будут ли слезы жечь глаза? Или ощутите себя великим победителем?

Неизбежность смерти — забавный способ проткнуть счастливый сияющий мыльный пузырь нашего мнения о себе. Как и многие другие вещи.

Я живу в мире, где очень мало заборов. В последнее время и те начали здорово шататься.

Мне это не нравилось. Не осталось больше ясных и понятных путей. Лишь окольные, и карты приходилось постоянно обновлять, чтобы избежать МФП, черных дыр, всевозможных монстров, а также тяжелых нравственных колдобин, которыми усеян постапокалиптический мир.

Я смотрю на двустороннее стекло кабинета Риодана, в данный момент настроенное на приватность — пол прозрачен, стены и потолок нет — и на секунду отвлекаюсь на блестящий черный стол за моей спиной, отраженный в затемненном стекле, которое отражается в столе, а тот, в свою очередь, в стекле и так далее, создавая странный эффект бесконечного зеркального коридора.

Я стою между столом и стеной, но я невидима для всего мира и для себя.

«Синсар Дабх» по какой-то непонятной причине все еще бескомпромиссно молчит и по-прежнему скрывает меня.

Я склоняю голову, изучая место, на котором должна бы стоять. Никто не смотрит из зеркала в ответ. И это мне странным образом подходит.

Это и есть я: табула раса, пустая скрижаль. Я знаю, что где-то у меня была ручка, но я, похоже, разучилась ею пользоваться. Или, возможно, достаточно повзрослела, чтобы понять: у меня в руках не стирающийся маркер моей юности, следы от которого можно вытереть влажной тряпкой, а большой толстый фломастер: черный, жирный, перманентный.

Дэни. Прекрати убегать. Я хочу лишь поговорить с тобой.

Дэни больше нет. Теперь есть только Джейда. И я не могу переписать нашу драку. Я не могу переписать то, что мы с Бэрронсом передвинули те зеркала. Я не могу изменить выбор Дэни, который завел ее в место, слишком опасное для погони. Я не могу отменить жуткое детство, которое раскололо ее — с ним, чтобы выжить, она справилась умно и креативно. Больше всего я жалею, что не могу стереть именно его.

Я чувствую себя парализованной — есть множество способов совершить ошибку. Я очень хорошо знакома с эффектом бабочки [2] Термин «эффект бабочки» означает свойство, которым наделены некоторые хаотические системы. Даже маленькие изменения в системе могут привести к большим и непредсказуемым результатам в других местах и в другом времени. ( Примеч. ред. ) и знаю, что мельчайшее, самое безобидное движение может спровоцировать неимоверную катастрофу. С болью наблюдаю результат моей попытки поговорить с Дэни. Пять с половиной лет ее жизни пропали, оставив вместо живой, веселой, эмоциональной и неудержимой Меги бесстрастную убийцу.

В последнее время я кое-как утешалась мыслью, что Иерихон Бэрронс и его люди опережают в развитии человечество, что они нашли кодекс, по которому можно жить и получать удовольствие, не причиняя миру непоправимого вреда. Как и у меня, у каждого из них есть внутреннее чудовище, которое сдерживает некий набор правил, позволяющий обуздать их дикую природу.

В основном.

Ну, большей частью.

Я говорила себе, что тоже могу выбрать кодекс и придерживаться его, что могу ориентироваться на их модель поведения. Я фыркнула: черный юмор. Да, ориентиры, которые были важны год назад, и те, к которым иду сейчас, уж точно полярно противоположны.

Я взглянула вверх, на монитор, показывающий почти скрытую во тьме каменную комнату и Бэрронса с Риоданом на краю этой тьмы, наблюдающих за фигурой в тенях.

Я задержала дыхание, ожидая, пока фигура снова выберется на слабый свет, разгоняющий общий мрак. Я хотела взглянуть еще раз, тщательнее рассмотреть его, убедиться, что первое подозрение оказалось правдой.