Олег Верещагин - Путь Воинов

Что смысла не было,

не было, а поезд идет.

Олег Медведев

И в этот самый момент, подумав про Валли, Ялмар начал видеть.

Прогоревшее перекрытие рухнуло как раз в тот момент, когда последний перебежал его.

Вальтер оглядел своё воинство, тут же повалившееся на пол под окнами. Он сам сидел на корточках и думал о трёх вещах сразу:

— скоро ли догадаются русские, куда они ушли?

— сколько ещё проживёт Ян?

— что делать дальше?

За всеми этими мыслями бился деловито-панический вопль: «МА-МА-А!!!» Но мама тут помочь ничем не могла и вообще находилась неизвестно где.

Он ещё раз оглядел своих и подмигнул обнимавшему карабин Готлибу — самому младшему, которому даже по нынешнему нездравому разумению тут делать было нечего, в тринадцать-то лет.

Готлиб бледно улыбнулся. Остальные выглядели пободрее. Баварец со своей снайперкой украдкой выглядывал в окно — чуть сбоку, еле-еле. Пауль, тяжело дыша, зачем-то смахивал мусор, набившийся между рёбрами на стволе «зэт-бэ» 6 6 Чешский пулемёт, применявшийся в армии гитлеровской Германии. .

Линда, открыв сумку, пересчитывала бинты и лекарства, придерживая локтем пистолет-пулемёт. Генрих, сидя возле Яна, тихо посвистывал по своей всегдашней привычке.

Шесть человек, пулемёт и четыре «Фауста». Утром, когда они вступили в бой на канале, было восемнадцать человек. Вальтер был почти уверен, что двое сбежали. Он не злился на них, а только холодно презирал. Остальные убиты.

В комнате была цела крыша, и это создавало какое-то глупое ощущение защищённости для пятерых мальчишек и девчонки в возрасте 13-16 лет, одетых в драную маскировочную форму поверх фольксштурмовского обмундирования.

Казалось, что, если сидеть тихо и неподвижно, то грохочущий снаружи мир, переполненный стрельбой, рёвом и завыванием, прокатится мимо. Тогда всё будет, как прежде.

«Не будет, — подумал Вальтер. — Отца и брата не будет. Дома, в котором я родился и рос, не будет. Ладно. Этого всего уже нет. Но Германии не будет тоже. Твои надежды смешны, гитлерюнге. Всё станет по-другому, как продиктуют победители. Твоя задача — этого не увидеть. И сделать так, чтобы побольше победителей тоже не увидели этого...»

— Вальтер, подойди, — послышался голос Генриха. — Ян умирает.

Не вставая в рост, чтобы не мелькать в окнах, Вальтер перебрался ближе.

Живот эсэсовца был крест-накрест перехвачен повязками, грудь и шея — тоже. Русский снаряд разорвался совсем недалеко, и Ян получил полновесную порцию осколков. Тогда он потерял сознание, а когда пришёл в себя, то приказал его бросить.

Гитлерюгендовцы не бросили. Они с маниакальным упорством таскали то и дело теряющего сознание Яна по этажам и проулкам. Почему? Может быть, просто боялись остаться вообще без взрослого человека, создававшего ощущение хоть какого-то порядка в окружающем безумии?

— Как ты? — Вальтер единственный называл Яна на «ты» .Эсэсовец повёл углом рта:

— Хорошо, — сказал он. — Значит, скоро конец... Дай пить.

— Ты в живот ранен, тебе... — начал Вальтер и, отстегнув от пояса фляжку, протянул Яну: — Держи.

Тот долго пил (бинты промокали), потом губами оттолкнул горлышко и, расстегнув трофейный русский планшет, протянул его Вальтеру:

— Смотри... Вот канал. Вот тут — станция метро. Уходите отсюда. Мы уже часа полтора в тылу у русских. Выбирайтесь через метро к Тиргартену... — он закашлялся и выплюнул кровь. — Берегите себя, хватит стрельбы пока, — он закашлялся снова, уже безостановочно, кровь потекла густо и непрерывно. — Всё, — выдохнул он. — Всё кончено. Моя честь... — он расслабился, глаза застыли.

— ...зовётся верность, — тихо закончил Вальтер.

Помедлил, закрыл Яну глаза, повыше поддёрнул широкий ворот маскхалата, чтобы закрыть петлицы. Неспешно, методично, забрал боеприпасы — их оставалось немного — и подозвал остальных. Они сползлись, уселись в кружок, сжимая оружие и с надеждой глядя на Вальтера.

— Так, всё в порядке, — сказал он глупость и поразился, когда увидел, что лица остальных стали спокойней. — Всё в порядке, — повторил он уже уверенно. — Смотрите: сейчас выйдем по пожарной лестнице за дом. Там переулками пойдём к метро, тут близко станция. Русским в переулках делать нечего. Доберёмся... Да, ещё, — он закрыл карту. — Если кто хочет уйти...