Дуглас Брайан: Шадизарский дервиш

— Мы желаем навестить бани, — сказал киммериец. — Мой друг, — он показал на Олдвина, — путешествует. Он изучает нравы и обычаи разных людей. Ведет записки.

— Э? — смотритель приподнял брови и сложил

их «домиком». Теперь он напоминал ученика, внимающего учителю.

Конан отметил про себя, что у смотрителя имеется несколько выражений лица, припасенных на всякий случай жизни и для каждой ситуации. Набор случаев и ситуаций, очевидно, был у смотрителя весьма ограничен. Сейчас он пытался понять, с каким именно феноменом он столкнулся и перебирает последовательно наиболее подходящие гримасы.

— Итак, мой друг бритунец, господин Олдвин, желает посетить общественные бани Шадизара, — продолжал Конан. — Ия хотел бы, чтобы у него остались наилучшие воспоминания об этом.

— Это запросто можно устроить, — заявил смотритель, с облегчением помещая на своей физиономии широкую дружескую улыбку. Он наконец понял, что от него ожидают услуг и любезностей и готовы оплатить хорошее поведение парой золотых.

— Нам нужно чистое белое покрывало, кусок мыльного корня и… взглянуть на вещи дервиша Заграта, — продолжал Конан.

Не переставая улыбаться, смотритель заметил:

— Уже десять поколений моих предков служили в этих банях. И ни разу за все эти века ни одна вещь здесь не пропала. Гости никогда не бывали недовольны. Все и всегда счастливы видеть нас, потому что мы…

— Да, да, — перебил Конан, — я знаю, что ты честен, как и всякий замориец.

В последней фразе варвара таилась злая ирония: ни один народ во всем Хайборийском мире не пользовался такой скверной репутацией лжецов, воров и проклятых злослужителей, как заморийцы. Однако сами они, потомки древнего народа, полагали себя людьми высшей расы и держались соответствующе, особенно перед чужаками.

— И коль скоро моя честность не должна подвергаться ни сомнениям, ни испытаниям… — продолжал смотритель одежд.

— Никто не намерен подвергать твою честность испытанию, — перебил Олдвин. Он счел, что Конан слишком медлит при ведении переговоров. Дело-то пустяковое! И что это киммериец вздумал разводить долгие дискуссии? Не лучше ли сразу сообщить, что именно требуется от этого полуголого банщика!

Конан остановил приятеля движением руки.

— Я вовсе не желаю ничего здесь украсть, — сказал киммериец возмущенно.

Смотритель чуть отступил от него, шлепнув по влажному полу босой ногой.

— Я ведь не знаю, что у тебя на уме, чужеземец.

— Всего лишь взглянуть на одежду Заграта-дервиша, — был ответ.

— Взглянуть? — переспросил смотритель.

— Брось притворяться! Не ломайся, ты ведь не девственница в лапах разбойников! — взорвался Конан. — Можно подумать, ты никогда не оказывал таких услуг своим друзьям, когда они заходили в баню…

— Сейчас я, кажется, припоминаю один похожий случай, — как бы между делом заметил смотритель. — Да, это был очень похожий случай, если не считать одного различия. Небольшого, но существенного отличия.

— Какого? — нетерпеливо спросил бритунец.

Смотритель устремил на него пронзительный взгляд.

— В том случае, о котором я вдруг вспомнил, речь шла не о двух золотых, а о пяти. Полагаю, мы могли бы подстегнуть мою память… Мне лучше думается, когда обстановка в точности повторяется…

— Дайте ему пять золотых, — обратился Конан к бритунцу. — Скорей! Не будем терять время!

Олдвин выложил пять золотых. Смотритель взял их быстрым, уверенным жестом. Конан мог бы поклясться, что это движение смотритель бань повторяет в тысячный раз. Да от предков наверняка кое-что унаследовал. Хватку — это уж точно.

— Вот его вещи, господа! — Смотритель подвел Конана и его спутника к кучке неопрятного тряпья, сброшенного прямо на пол. — Погодите, не нужно их ворошить!

— Лично я не намерен к ним прикасаться! — прошептал бритунец. — Даже интерес к чужим нравам и обычаям не вынудит меня трогать эти кошмарные лохмотья.

— Я должен запомнить, как они лежат, — пояснил смотритель, — чтобы потом, когда вы закончите, вернуть одежде ее, так сказать, изначальное состояние. Мне совсем не нужно, чтобы посетитель был недоволен. Он вообще не должен догадаться о том, что кто-то нарушил покой его вещей, покуда сам он наслаждался услугами нашей купальни.

Конан весело фыркнул, а на лице бритунца появился ужас.

Возможность порыться в барахле дервиша больше не представлялась ему такой уж заманчивой. Конан, напротив, предвкушал нечто необычное и, несомненно, интересное.