Дуглас Брайан: Мертвое Сокровище

— Конечно, — сказал Конан. — Конечно, я помню ваших баранов.

Глаза Оризии радостно блеснули.

— А, значит, я не ошибаюсь! Слушай дальше. Они уехали. Отец хотел замуровать колодец, как советовали ему жрецы. Они ничего ему не объясняли, но отец-то уж смекнул, что это не простые путники. Мой отец всегда разбирался в таких вещах. Он не жрец, но очень умный человек. Он многое повидал, очень многое. Живя в предгорьях, можно повидать очень многое…

А сестра Элиссия — та не хотела, чтобы колодец замуровывали. Потихоньку пробралась она к колодцу и стала читать заклинания. Она вызвала змея. Я видела, потому что я подглядывала. Она думала, что я маленькая, но это не так.

Змей спросил, чего она хочет, и Элиссия — такая храбрая! — сказала, что желает много золота и драгоценных камней, чтобы мы могли уехать отсюда, и жить в большом городе, например, в Нумалии, и иметь большой дом, и много слуг, и много еды, и никогда не работать — в общем, все самое лучшее для всей нашей семьи. Змей плюнул, и на земле появилась гора сокровищ. Если бы ты видел эти сокровища!

Оризия приподнялась на своем ложе. Конан заметил, что она дрожит. Ее волосы подрагивали на подушке, как живые, а бледные губы шевелились, не произнося больше ни звука.

— Тише, тише, — произнес Конан. — Почему ты дрожишь?

— Я видела эти камни! Драгоценные камни! Целая гора! Они сверкали под луной, — зашептала Оризия. — Они до сих пор сверкают под луной.

— Где? — осторожно спросил Конан.

— А! — вскрикнула Оризия. — В одном тайном месте!

— Рассказывай дальше. Что случилось с твоей сестрой?

— Элиссия очень обрадовалась, когда змей преподнес ей всю эту груду драгоценностей. А он поднялся еще выше нал оградой и сказал: «А теперь я голоден, женщина! Останови меня, если можешь…» Элиссия думала, что запомнила все заклинания, но оказалось, что это не так. Жрецы просто не упоминали в том разговоре о других чарах. Одно дело — заставить змея выполнить свое желание и совсем другое — вынудить его отказаться от собственных. И змей утащил ее под землю, в колодец…

— И тогда твой отец замуровал его, — заключил Конан.

— Да.

— Ты рассказала ему обо всем?

— Да… Я боялась, что сокровища исчезнут, когда закончится ночь, но этого не случилось. Они так и сверкали возле колодца, большая яркая куча. Они были так красивы, что казались ненастоящими. Но они настоящие, можешь мне поверить!

— Где же они находятся? — продолжал спрашивать варвар. — Мне почему-то кажется, что ни ты, ни твои родители не решаетесь выйти из дома. Это ведь так?

— Ты понял! — шепнула Оризия. — Как ты догадался?

— Просто мне показалось, — уклончиво ответил Конан.

— Да, ты прав, — нехотя признала девушка. — Мы живем здесь, в этой усадьбе. Нам здесь хорошо. Здесь очень тепло. И горит масляная лампа.

— Всегда?

— Да. Это неправильно? — удивилась Оризия. — В других домах не так?

— В разных домах по-разному, Оризия. В некоторых — так, — успокоил ее Конан. — Если ты расскажешь мне, где лежат эти драгоценные камни, я принесу их тебе.

— Тот человек тоже так говорил, — вздрагивая, прошептала Оризия.

— Какой человек? — напрягся Конан.

— Ты разве его не знаешь? Его имя… Да, он называл мне свое имя. Все друзья знают друг друга по имени, верно?

— И враги — тоже, — проворчал Конан. — Как правило.

— Он ничего не говорил о врагах. Только о друзьях. Да, он сказал, что мы с ним друзья, и назвал свое имя. Берлис. Вот это имя. Ты знаешь такого человека?

— Как он выглядел?

Девушка задумалась. Помолчав некоторое время, она спросила неуверенно:

— Ты говоришь о том, какое у него было лицо, или о том, каким я его запомнила?

— А что, это разные вещи? — удивился в свою очередь Конан.

— Я запомнила его ласковым, веселым. Он говорил приятные вещи. И 'делал приятные вещи. Он гладил мои волосы, щекотал щеки. Он целовал мои пальцы. — Она подняла руку и недоуменно посмотрела на нее. — Вот эти пальцы. Отцу он подарил кинжал. Матери — голубые бусы. Ты не думай, он не забрал обратно свои подарки! Отец спит с кинжалом, а мать — с бусами. Я ничего не трогала!

— Можно, я загляну в спальню твоих родителей? — попросил Конан. — Я не стану им мешать. Только взгляну — и сразу же к тебе.

— Разве это можно? — смутилась Оризия. — Мне всегда говорили, что смотреть, как спят родители, непристойно. Так не поступают дети.

— Я не дитя, Оризия. Мне можно, — мягко проговорил Конан и крадучись направился к маленькому помещению, отгороженному от залы шкурой.