Он больше не сомневался в том, что девушка не в себе, и по обычаю своего народа отнесся к ней с добротой и терпением. Простаки и безумцы всегда могут оказаться избранниками и любимцами богов, которые нарочно приближают к себе таких людей, чтобы потом вещать их устами, открывая прочим свою волю. Разум простака всегда пуст и открыт любому голосу, в том числе и голосу божества, в то время как рассудок умника забит его собственными мыслями, которые представляются тому серьезными и важными, и потому умник слышит призывы судьбы куда реже.
— Ты Конан, — сказала девушка. — Ты хочешь здесь ночевать, да? Ведь там, за порогом, дождь и ночь?
— Да, — сказал Конан.
— О, ты должен ночевать на моем ложе, — обрадовано произнесла Оризия. — Да, конечно, на моем ложе. Там можно лежать вдвоем. Оно широкое. Ты теплый?
— Полагаю, да, — кивнул Конан.
— Ты можешь меня согреть. — С этими словами девушка слегка прикоснулась к руке Конана. Ее пальцы были холодны, как лед, и на мгновение Копана окатило запахом свежей крови. Это было тем более странно, что за мгновение до этого он не ощущал никаких запахов вообще. Даже протухший лук не источал характерного аромата, а уж этого Конан объяснить себе не мог. Впрочем, следует отдать ему должное: разговаривая с полубезумной красавицей, он не утруждал себя размышлениями о каком-то тухлом луке.
«Судя по состоянию здешних припасов, вряд ли у нее найдется хороший сытный ужин, — подумал Конан. — Однако спросить не помешает».
— Скажи, Оризия, — заговорил он мягко, — а не найдется у тебя похлебки?
Оризия чуть сдвинула брови, мучительно раздумывая над услышанным.
— Похлебка… — вымолвила она.
— Это такая еда. Ее варят. Кладут в котелок мясо, коренья, немного крупы… — вкрадчиво стал напоминать ей Конан.
Лицо девушки опять озарила улыбка узнавания.
— Еда! — воскликнула она. — Ее черпают ложкой, да? И едят?
Она задвигала руками, показывая, как куски отправляются в рот.
— Вот так? — допытывалась Оризия у Конана. Он кивнул несколько раз.
— Именно так, Оризия. У тебя горит огонь. Возможно, найдется и котелок. Мы повесим его над огнем в очаге… Здесь есть очаг, правда?
Улыбка пропала с губ девушки. Она склонила голову, волосы повисли вдоль ее лица, совершенно скрывая его.
— Я огорчил тебя? — забеспокоился Конан.
— Нет, — выговорила она тихо, не поднимая головы. — У меня… да, кажется, здесь нет очага.
— Ну, нет так нет, — ободряюще произнес Конан. — Можем обойтись сухим хлебом. Здесь есть сухой хлеб?
— Да! — Оризия обрадованно вскинула голову. — Сухой! Даже с плесенью! Очень черствый! Это вкусно?
— Чрезвычайно вкусно, — подтвердил Конан, скрывая уныние. «Бедняжка, — подумал он. — Хорошо бы найти того негодяя, который сделал с ней это… А может быть, она такая с рождения? Странно, что ее родители спят и ничего не слышат. За этой девушкой нужен хороший пригляд. Красивая и не в своем уме. Легкая добыча для любого мерзавца».
Оризия принялась растерянно оглядывать полки, которые тянулись вдоль стен по стенам жилой комнаты. Маленькая медная лампа, горевшая на окне, почти не освещала помещение, однако Конану это почти не мешало: он, как кошка, хорошо видел в темноте. От него не укрылось, как тревожится девушка. Она явно не понимала, как выглядит предмет, о котором ее спрашивают.
— Забудь, — сказал Конан. — Не нужно никакого хлеба.
Оризия с облегчением повернулась к нему.
— Знаешь что, — произнесла она, — я помню одну вещь…
— Какую?
— Ты должен умыться. Да. Это совершенно точно. Ты должен умыться.
— Хорошо, — согласился Конан, хотя сам он такой необходимости для себя не видел. Конечно, волосы и одежда у него пыльные, но не настолько, чтобы отталкивать от него людей. У горожан, конечно, могут быть свои взгляды на такие вещи. Некоторые дамы из «цивилизованных», которые не прочь были заполучить в свою постель варвара — просто для разнообразия — не только предварительно засовывали его в бочку с горячей водой и заставляли тереться жесткими мочалками, но и обмазывали разными благовонными маслами. Конан добродушно сносил и то, и другое. Он жалел женщин и признавал за ними право на небольшие капризы. И только иногда ворчал, что они играют с мужчинами так, словно не доиграли в детстве с куклами.
Однако Оризия, как ему показалось, не играла. Бедная сумасшедшая так искренне радовалась, когда ей удалось вспомнить о купании, что Конан также ощутил подобие ответной радости.
Читать дальше