Леонард Карпентер Леонард Карпентер - Конан-изгнанник

Еще чуть ближе к центру — и даже эти жалкие остатки исчезли. Взгляду открылось ровное, выжженное и выглаженное пространство. Лишь, в самом центре возвышался одинокий монумент — весь иссеченный, иззубренный монолит. К нему и направился Конан по оплавленным, похожим на жидкое стекло камням. Он сам и его верблюд отбрасывали длинные тени в зловещем свете закрытого пыльным облаком солнца.

Подойдя к его основанию, Конан увидел, что обелиск стоит поверх оплавленной земли. Монумент был грубо вытесан из камня и поставлен здесь некоторое время спустя после катастрофы, стеревшей с лица земли город. Иначе и быть не могло. Вряд ли даже гранитный монолит сохранился бы в самом центре этого адского пекла.

На обелиске был выбит всего один символ: не слово, не буква, а изображение дерева или чего-то очень похожего. Конан явно различил толстый ствол, изогнутые корни и ветки, на которых вместо листьев висело несколько плодов, похожих на чьи-то головы с оскаленными пастями. Изображение было глубоко врезано в толщу черного гранита и выложено мелкими кусочками белого камня.

Был ли этот памятник воздвигнут руками обезьяноподобных существ, руками, которые природа наделила немыслимым количеством пальцев? Вряд ли, слишком сложна была задача — вырубить камень, вырезать символ, не говоря уже о том, чтобы доставить его на место и поставить вертикально.

Петроглиф, несомненно, представлял собой некий религиозный символ — возможно, знак бога этого древнего города. Но все это уже мало занимало Конана ввиду малой полезности поисков здесь чего-нибудь стоящего. Киммериец опустил верблюда на колени, вскарабкался ему на спину и, прикрикнув, направил животное быстрым шагом на запад — на поиски открывшихся перевалов в горах Отчаяния.

Руины Иба, если это были они, остались далеко позади. Тайна судьбы древнего города перестала интересовать Конана. Сейчас его голова была занята другим: осматривая горы, раскинувшиеся перед ним, он прикидывал, какое из ущелий может вывести его к перевалу. Это? Нет, слишком далеко от главных вершин. Скорее всего, оно сойдет на нет, не дойдя и до середины склона. Может быть, это? Плохо видна его верхняя часть. Что, если проехать чуть вперед и посмотреть…

Нe успел он углубиться в горы в поисках прохода, подходящего для него и его вовсе не горного животного, как необычное зрелище привлекло его внимание. Вдалеке, то пропадая, то снова появляясь в дрожащем мареве нагретого воздуха, глазам киммерийца предстала группа людей. Они шли пешком, собравшись вокруг какого-то предмета или телеги, которая и была объектом приложения их усилий. Сначала Конан с надеждой предположил, что это один из первых караванов, двигающихся на север, но, присмотревшись, понял, что они собираются пересечь равнину, направляясь на восток, туда, откуда пришел он. В любом случае величина их груза и черепашья скорость, с которой они двигались, не оставляли надежд на то, что они собираются преодолеть склоны северных гор.

Кем бы они ни были, киммериец не считал нужным бояться этих людей. Он приближался к ним не прячась, открыто, предвкушая, как всякий одинокий путник, возможность пообщаться с себе подобными. Киммериец рассчитывал пополнить оставшиеся в его кошельке деньги на кое-какую еду и, быть может, прикупить что-нибудь из необходимых в дороге вещей, которых он лишился ночной стычке с людьми-обезьянами. Но, подъехав к каравану поближе, он понял, что эти люди нуждаются в помощи куда больше, чем он сам.

Они выглядели исхудавшими и изможденными. Там, где жалкие лохмотья не прикрывали тело, их кожа была дочерна сожжена солнцем. Некоторые брели по раскаленному солончаку босиком. Многие шли с непокрытыми головами — лишь жалкие пряди волос оставались на их скальпах. Их было человек сорок-пятьдесят — этих несчастных, впрягшихся в веревки и налегающих на деревянные жерди-упоры, заставляющие двигаться вперед шестиколесный экипаж.

Колеса из толстых досок были попарно соединены на осях, составлявши основу грубо сколоченной площадки в центре. Из всей компании едва ли дюжина охранников шла не впрягшись в чудовищную телегу. Но и эти счастливчики сгибались под тяжестью мешков за спинами. Во всем отряде не было ни единого вьючного или тяглового животного. Верблюды ни за что бы не позволили впрячь себя в повозку, а лошади не выдержали бы долгого путешествия по пустыне. Следовательно, транспортировка такого груза требовала человеческого труда или, точнее было бы сказать, нечеловеческих усилий.