Ингрид Самбарус - Дворец Тысячи Комнат

Первым блюдом подали рыбу-змею, тушеную в золотистом офирском вине. Особенно удивило неприхотливого варвара то, что кушанье было разогрето на переносной жаровне прямо во время перехода. За этим последовали гигантские фроги, чье мясо по вкусу представляло собой нечто среднее между кроликом и кальмаром, которого ловят ночью при свете масляного светильника асгалунские рыбаки. Гарниром к необычному лакомству служили мелко нарезанные виноградные листья вперемешку с нежными речными водорослями. На ужин в экипаж доставили большую корзину необычных пирожков. Это были шары из пресного теста, внутри которых оказалось необычайно нежное сладковатое мясо, которое пришлось киммерийцу по вкусу. Чуть позже выяснилось, что это было не что иное, как мясо лесных улиток, обитающих на склонах Карпатских гор и питающихся только листьями серебряного дерева. Узнав об этом, варвар едва сдержался, чтобы не прибить сообщившего это прислужника его же подносом.

Должно быть, решив, что женское общество развлечет важного гостя, провожатые позаботились о том, чтобы днем и ночью в экипаже или рядом с ним находилась какая-нибудь из служа-н(ж. Конан от души насладился обществом Ласаны, чья кожа напоминала черное дерево, а гибкость вызывала сомнения в том, что в ее теле вообще есть кости. После он прекрасно провел время с пухленькой веселой блондинкой Мартильей, утверждающей, что ее детство прошло в столице Аквилонии, и девушкой из Кхитая, чье имя он так и не смог запомнить.

Утром, на третий день путешествия, проснувшись, Конан к некоторой досаде, не обнаружил рядом с собой очередной подружки. Но тут прямо на ходу открылась дверца и чья-то рука втолкнула внутрь мальчика лет десяти, одетого в яркий шелковый халат. Лицо ребенка было покрыто белилами, глаза густо подведены черной краской, а губы нарисованы в виде сердечка. Почтительно поклонившись, мальчик начал перебирать струны диковинного музыкального инструмента, звук которого напоминал то капли дождя, падающие на крышу, то шелест травы, то мяуканье потерявшегося котенка. После, отложив инструмент в сторону, маленький искусник начал творить такое, что повергло северянина в глубокое омерзение. Ценой поистине невероятных усилий благородный киммериец сдержал порыв гнева, побуждавший его немедленно выкинуть вон это развратное существо, лишь с виду напоминающее ребенка. Поняв, что не смог угодить, тот приоткрыл дверцу и покинул экипаж тем же способом, что и появился.

Один раз, перед самой границей между Аргосом и Кофом прямо на них неожиданно вылетел целый отряд разбойников. Злоумышленников было гораздо больше, чем тех, кто охранял караван и Конан собирался, было, принять участие в стычке, как все уже закончилось, не успев толком начаться. Стражи, один вид которых вызывал у киммерийца сомнение в том, что от них может быть хоть какой-то прок, одновременно вынули из висящих на шее сумочек нечто, похожее на зеркала из тщательно отполированного металла. Несмотря на то, что день был пасмурный, поверхность каждого из зеркал вспыхнула ослепительным белым светом. Лучи, вырвавшиеся из середины полированных кусочков металла, превратили скачущих первыми разбойников в подобие живых факелов. Один из них, одетый богаче прочих, прыгнул в протекающую поблизости речушку, но странный огонь не потух даже под водой.

В следующий раз, когда они проезжали по лесной дороге, путь им преградило упавшее дерево. Чтобы свалить такого великана, потребовался бы сильнейший ураган… или чьи-то злонамеренные усилия. Как и следовало ожидать, стоило каравану остановиться, как в глубине лесной чащи замелькали силуэты вооруженных людей, которые приближались, прячась до поры до времени то за одним, то за другим деревом.

Но те же металлические зеркала, расположенные под другим углом и составленные в некую сложную фигуру, в считанные мгновения превратили, казалось бы, непреодолимую преграду в горстку невесомого белесого пепла. Развернув свое непонятное, но без сомнения грозное оружие навстречу солнечному лучу, стражи заставили упасть несколько самых толстых деревьев, за которыми замерли в ожидании грабители. Некоторые из тяжелых корявых стволов навсегда лишили одних разбойников заниматься своим промыслом, превратив других в беспомощных калек, годных лишь на то, чтобы просить подаяния. Путешественники двинулись дальше, сопровождаемые воплями и ругательствами на незнакомом языке. Ни одна из стрел, пущенных им вдогонку, не достигла цели; все они без остатка сгорели, не пролетев и половины предназначенного им расстояния.