Ник Харрис: Тайны Ирема

Он слышал: шаги бухали в пустом коридоре, как в бочке. Судя по звуку, к двери подходила еле живая старуха, да к тому же еще и хромая. Стук одного каблука был мягче, нежели другого. Именно так ходят хромые люди. А шарканье подошв говорило о старости того, кто это подошвы носил.

Скорее всего, это шарканье деревянных башмаков, какие носят старухи. Истертых, измочаленных о мостовые, старых деревянных башмаков…

Так думал Конан, валяясь на лежанке в комнатке на втором этаже харчевни толстого Асланкариба. Эту каморку он снимал каждый раз, когда у него заканчивались деньги. Хитрый трактирщик знал, что киммериец сполна расплатится, как только у него появится золото или серебро. Ну а пока.… Пока он согласен ждать, будучи уверен, что ожидание обернется хорошим прибытком.

Шаги затихли у самых дверей. Раздался осторожный, неуверенный стук. Конан глухо заворчал, как разбуженный в неурочное время пещерный медведь.

Дверь медленно отворилась. В изящных туфлях, сверкающих переливами драгоценных камней, через порог переступила молодая женщина. Конан от неожиданности проглотил язык и, приподнявшись на локте, молча созерцал явившееся чудо. Женщина с холодной брезгливостью оглядела каморку.

Черты ее лица, достаточно красивые, чтобы ими любоваться, и слишком правильные, чтобы быть милыми, хранили выражение высокомерного презрения. Прямой нос, тонкие губы аристократки, отстраненные серые глаза. На голове сверкал бриллиантами тонкий золотой обруч. Светлые волосы рассыпаны по плечам. Легкая, полупрозрачная и, вероятно, очень дорогая ткань не скрывала изящную, точеную фигуру.

— Ты — киммериец Конан, — она не спрашивала, а значит, не было нужды, и отвечать, — варвар, который молится только своему Крому, а других богов не признает.

Конан по-прежнему молчал, пытаясь связать воедино шаркающие шаги и облик стоящей перед ним высокомерной аристократки. Одно с другим явно не клеилось. Невозможно представить, чтобы вот эта женщина вдруг потащилась по коридору старушечьей походкой!

— Ты мне нужен, варвар, — продолжала гостья, с презреньем глядя в окно, из которого открывался вид на заваленный отбросами задний двор таверны, — точнее, нужна твоя сила и ловкость! Я хочу нанять тебя для одного очень опасного дела.

И, так как Конан молчал, женщина, потеряв терпенье, крикнула:

— Неотесанный варвар! Ты мог хотя бы встать, когда с тобой говорит… — она замолчала, не желая называть себя, и, уже спокойнее, добавила, когда с тобой говорит… знатная дама.

Конан одним слитным движением поднялся с лежанки. Так умеют двигаться леопарды — в мгновение ока, плавно перетекая из одного положение в другое. В серых глазах аристократки презрение уступило место невольному восхищению. Не считая набедренной повязки, киммериец был обнажен. Его мощное, гибкое, темное от загара тело бугрилось мышцами, как тела бронзовых богов, грозно взирающих на людей с высоких постаментов тайных святилищ.

Женщина прикрыла глаза длинными ресницами. Непостижимые, прекрасные, величественные боги и… такой же человек из плоти и крови, к тому же варвар, не признающий тех самых богов…

— Мне нужен надежный телохранитель. Солдаты из охраны правителя вашего города посоветовали найти тебя…

— Ты не местная? — Конан не смущаясь, оглядел аристократку с головы до ног и остался доволен. Высокомерие, правда, в ней еще сохранялось, но взгляд уже не был таким отрешенно-презрительным.

— Я из… другой страны.

— Из какой?

— Это неважно, — женщина попыталась вновь надеть маску надменной аристократки, — важно, что я плачу золотом и столько, сколько ты скажешь! Завтра на рассвете я жду тебя у городских ворот, варвар! Не опаздывай!

— Как твое имя? — Конан продолжал разглядывать гостью и находил ее все более привлекательной.

Она, как бы, менялась на глазах.… Так хамелеон изменяет окраску, приспосабливаясь к цвету временного жилища. Черты лица ее, казалось, стали мягче, губы ярче и чувственней.… Даже волосы стали не такими светлыми. Или это просто солнце зашло за тучу, и в каморке стало темнее?

— Имя?.. Зови меня Иолина.… Да, так будет лучше.

— Для кого лучше? — уточнил Конан.

— Для тебя, конечно!

— Думаешь, если я узнаю твое настоящее имя, то умру от страха?

Конан ощущал нарастающее беспокойство. Что-то он не мог вспомнить… Голова постепенно наполнялась сладким туманом… Что-то, связанное с необычностью этой женщины.… С ее странным появлением. Какая-то неясность, несуразность…