Александр Григоров - Человек-Нечеловек

– Тут еще вот какое дело, – промямлил заведующий, улучив момент. – Вы же понимаете, что после защиты в столовой состоится маленький фуршет – для комиссии, оппонентов, гостей, таксыть… – Василий Евсеевич нашел точку под столом и не отрывал от нее глаз. – В эту честь надо собрать с соискателей по тысяче.

Тихомиров чуть не выронил сумку.

– Так мы же сбрасывались на фуршет неделю назад! По полторы тысячи с каждого, Фесюк ходил в столовую, договаривался…

Удивлению Василия Евсеевича не было предела. Что за непонятливый народ пошел? Сами сбрасываются, сами договариваются…

– Я в курсе, – Податливый нашелся мгновенно, хотя ни черта он не был в курсе. – Но количество гостей изменилось, к нам приедут люди из области, да и продукты сейчас дорожают сами знаете как – не угонишься.

Никита почувствовал себя тлей – более ничтожной, чем та, которая сидела в автобусе у окна. Он, Тихомиров, пять лет учился на «отлично», три года отпахал в аспирантуре, читая практику в неудобное для других преподавателей время, ишачил на стороне, чтобы не помереть с голоду. А вот эта замечательная сволочь с одной извилиной в голове отбирает у него деньги на ровном месте. И попробуй не отдай – прахом пустит многолетние усилия. Шепнет проректору, и завернут диссертацию на доработку.

Тысячу Тихомиров с собой взял, и была она, слава богу, не последней. Но до чего же мерзок этот Податливый! И главное – ничего с ним не сделаешь.

«Чтоб ты подавился», – подумал Тихомиров, отсчитывая требуемую сумму.

Когда аспирант вышел из кабинета, Василий Евсеевич сгреб со стола деньги и вприпрыжку направился к сейфу. Открыл дверцу, положил купюры и сделал шаг назад – рассматривал в прорези железного ящика, как в раме, милую душе картину.

А в дверях тем временем стоял новый посетитель и с улыбкой наблюдал за наблюдающим. Говорят, весьма изысканное удовольствие.

Тихомиров был уже возле выходной вертушки, когда на втором этаже зашумело. По лестнице в холл слетел Витя Фесюк, размахивая телефоном:

– Там Податливый по коридору бежал… я заснял! За рот держится, а изо рта – деньги во все стороны! Он – в туалет, там закрыто. – Фесюк прыснул. – Туалет-то преподавательский, а Евсеич ключ забыл! Его прямо перед дверью и вырвало бумажками! Там как раз первый курс аудиторию ждал, и все – с телефонами. В сеть выложат – вот смеху будет!.. Чего ты такой заторможенный? Не понял юмора, что ли?

Тихомиров понял. Оттого и не смеялся. Он рванул бегом на второй этаж и на лестнице столкнулся с Аникитой.

– Твоя работа? – спросил Тихомиров, тяжело дыша и показывая в направлении туалета. Там кружком стояла толпа, ощетинившаяся вытянутыми руками с телефонами.

– Моя? – удивился Нечеловек. – Скорее твоя. Я оценил идею – достаточно остроумно. И с оправданием никаких вопросов – поделом старому жмоту.

Податливый вырвался из окружения и спешил в кабинет, собирая на ходу купюры. Никита хотел скрыться, но ему стало до того смешно, что он уткнулся в перила и не смог сделать ни шагу. За спиной Податливого звучал дружный гогот. Прикрываясь ноутбуком, Тихомиров сползал вниз по лестнице, пока шеф не заметил его.

– Вы мне ответите за эту выходку! – пригрозил Василий Евсеевич, от переживания забыв вставить неизменное «таксыть». – Я вам устрою!

И прошуршал потрепанными брюками к обшарпанной двери кабинета.

Тихомиров стоял на ступеньках, раскрыв рот. Только что Податливый пугал совсем не аспиранта, а молодого человека в черно-красном спортивном костюме.

– Меня видит только тот, у которого есть свой супергерой, – вещал Аникита, выпивая вслед за Тихомировым пятую рюмку. – Он может перепутать меня с обычным человеком, если не заметит буквы «Н». – Спортсмен ударил себя по вышитой на груди эмблеме.

Сидели в студенческом кафе – рядом с домом Тихомирова. Вокруг раскинулся спальный район, вопреки названию пробудившийся к вечеру. События минувшего дня навалились тяжким грузом, и сбросить его Никита собирался с помощью спиртного.

Налили по следующей.

– Мне теперь постоянно смотреть на твою рожу? – спросил Тихомиров сквозь икоту.

– И чем тебе плоха моя рожа? – отозвался спортсмен. Водка его, кажется, не брала. – Кому ты нужен, кроме меня?

Никита поднес рюмку ко рту и замер в размышлении. Чего вдруг его понесло пьянствовать? Никогда ведь не любил этого. Хотел порой сорваться, но представлял себя подшофе, вспоминал школьные ощущения и отказывался.

– Кому я нужен? – Тихомиров опять задумался. – Маме нужен, папе… о! Тоньке Сторонько нужен!