Паоло Бачигалупи: Затонувшие города [litres]

Пот стекал по спине Мали, пропитывая одежду. Нельзя выходить наружу в середине дня. Влажность и жара мешают заниматься делами. Ей нужно было спрятаться в тени, а не идти через весь городок – на руках младенец, сама вся покрыта потом и кровью.

Маля миновала лавку, где тетушка Селима торговала мылом, полученным на черном рынке, и сигаретами, утащенными из Моховой земли, а заодно всем тем, что могла найти в окружающих руинах. Старые стеклянные стаканы, которые не побились во время войны. Резиновые шланги для полива. Ржавая проволока, чтобы связывать побеги бамбука. И так далее.

В углу примостилась пара китайских печек из листового металла, оставшихся с тех времен, когда тут стояли китайские миротворцы. Насколько Маля знала, батальон ее отца мог притащить сюда эти печки и показать людям, что они горят лучше и жарче, чем открытые очаги. Миротворцы пытались убедить народ Затонувших городов, что лучше позаботиться о себе, чем убивать окружающих. Ее отец именовал это «гуманитарным оружием». Завоевать умы и сердца было едва ли не важнее, чем разбить местное ополчение в бою.

Впереди Маля заметила домик Амайи. Совсем крошечный домик притаился на втором этаже старого кирпичного здания, которое местами обрушилось. На первом этаже Амайя и ее муж складывали подобранные кирпичи, строя прочный загон для коз.

Маля юркнула в тень открытого первого этажа. Лесенка была выкрашена в синий, и с нее свисали маленькие талисманы Объединенного патриотического фронта вроде молитвы Кали-Марии Милосердной. Талисманы призваны были сдержать мальчиков Гленна Штерна.

Впервые увидев Баньян, Маля не поняла, почему все живут на верхних этажах. Мыш смеялся над этим и дразнил ее городской пижонкой, которая не знает, что ночами везде бродят пантеры и койволки. Семья Мыша выращивала соевые бобы на ферме на отшибе, поэтому он знал, что такое жить в глуши. А вот Мале пришлось всему учиться с самого начала.

– Амайя? – позвала Маля.

Женщина появилась из загона для коз. Один из ее детишек, крошечный и сопливый, висел за спиной. Второй высунулся из хижины наверху и серьезно смотрел на Малю темными глазами. Кожа у него была почти такая же темная, как у нее самой.

При виде окровавленной Мали с ребенком на руках Амайя распахнула глаза. Сделала жест, отгоняющий злых духов, и положила на Малю Глаз Норн. Маля предпочла этого не заметить.

– Это ребенок Тани, – сообщила она, приподняв сверток.

– Как она? – спросила Амайя.

– Она умерла. Доктор хочет, чтобы ты присмотрела за ребенком ради мистера Сальваторе. Все равно ты сейчас кормишь. Пока он не сможет позаботиться о нем самостоятельно.

Амайя и не подумала взять младенца на руки.

– Я говорила, эти солдатики ее до добра не доведут.

Маля все так же протягивала ей младенца.

– Доктор сказал, ты о нем позаботишься.

– Да неужели?

Она стояла твердо, как стена. Вот бы доктор пришел сам. Он мог ее легко убедить. Амайя не хотела брать ребенка, и Маля, честно говоря, ее не винила. Она тоже не хотела.

– Зачем он мне? – наконец спросила Амайя. – Никому не нужны лишние рты.

Маля ждала. Она хорошо умела ждать. Если ты ошметок, нет смысла просить людей о чем-то, но если ждать достаточно долго, им может стать неудобно, и они почувствуют, что должны что-то сделать.

На самом деле Амайя не жаловалась на лишний рот. Она говорила о сиротах. Точнее, имела в виду отродий войны. Сирот вроде Мали, которая объявилась в Баньяне, истекавшая кровью из обрубка правой руки и молящая о помощи. Никто не хотел брать к себе отродье войны. Все принимали какое-то решение при виде ошметка миротворцев, лежащего в грязи в центре их городка. Большинство людей принимало одно решение, а вот доктор Мафуз принял другое.

– Не беспокойся о лишнем рте, – сказала Маля, – Сальваторе заберет его, как только он сможет есть самостоятельно. А доктор пришлет тебе еды.

– И зачем ему только однорукая помощница? – спросила Амайя. – Тани поэтому умерла? Потому что у тебя нет руки?

– Я не виновата в том, что она забеременела.

– Нет. Но за что ей досталась в сиделки бесполезная китайская калека?

– Я не китаянка, – ощетинилась Маля.

Амайя просто посмотрела на нее.

– Не китаянка, – повторила Маля.

– У тебя кровь на лице. Китайское отродье до мозга костей, – собеседница отвернулась, но вдруг остановилась и снова посмотрела на Малю.

– Все время думаю, что с тобой не так? Почему миротворцы тебя выгнали? Если они отказались о тебе заботиться по дороге в Китай, то почему, Норн ради, мы должны это делать?