Валерий Большаков - Магистр

– Но всё могло окончиться неудачей, – осторожно сказал Пончик. – Мало ли… Могли убить саму Елену… Хм.

– Вот именно, – криво усмехнулся Олег. – Могли. И это был бы самый беспощадный удар по мне…

Елена дотянулась рукою до шеи Сухова и провела по ней пальцами, лаская и успокаивая.

– А тебе не кажется, – затянул Шурик, – что ты переоцениваешь Гуго? С чего бы ему вдруг бросаться мстить за убиенную Марозию? Да у него только официальных любовниц было… не помню сколько. Вандельмода, Пецолла, Ротильда, Стефания, Ротруда и… и так далее. А в Павии, во дворце, он держал целый гарем из красивых наложниц!

– Пончик завидует королю, – объяснила Елена для Олега.

– Ничего я не завидую!

– А вы знаете, – сказала Елена, – как Гуго женился в третий раз, то есть на Марозии? Она-то была замужем за Гвидо, его братом по матери, а церковь запрещает женится на вдове брата. И король не остановился даже перед тем, чтобы обесчестить память о мамочке, объявив, что её потомство от второго брака не отпрыски её, а приёмыши, которых она лживо называла своими детьми! Представляете? Ламберт, маркграф Тосканы и брат Гвидо, вызвался доказать действительность своего происхождения, и зря – Гуго заманил Ламберта к себе, велел схватить его, ослепить и запереть в темнице. Маркграфство Тосканское он отдал Бозону, своему брату по отцу.

– Ну, то, что Гуго не обременён нравственностью и совестью, нам известно, – сказал Сухов. – И что никакой любви к Марозии он не питал, тоже ясно. Тут другое… Король не зря так стремился жениться на сенатриссе и патрикии – он мечтал, чтобы тот самый папа Иоанн XI, сын Марозии, который, кстати, развёл Гуго с его второй женой Альдой, провозгласил его императором! Вот какая у него цель была! Не страсть правила монархом, а чистая политика. Вернее, грязная.

– С этим всё ясно, – подвёл черту Александр, – но главный вопрос остаётся без ответа: кто такой этот «Принцепс»? Ты вот сказал, что пойдёшь по его следу. А где его следы? Лично я не замечал ни одного.

Угу…

– Не замечал он… – фыркнул Олег. – Искать надо не здесь. Вернёмся в Константинополь – и сразу заявимся к патриарху. Душу вытрясу из мерзавца! Он мне всё скажет, коневод хренов…

В это самое время «Пардус» проходил мимо Эльбы, оставляя остров за кормой по левому борту. И тотчас же показалась двухмачтовая усиера, корабль поменьше дромона, но побольше кумварии. Гребцы на ней располагались в два ряда – пятьдесят человек на нижнем ярусе, пятьдесят на верхнем, но вёслами они работали лишь на переходе, как и варяги на лодьях. Когда же усиера вступала в бой, гребцы становились воинами.

– Кто это, интересно? – приподнялся Пончик.

Олег пожал плечами, разглядывая огромный вымпел, ниспадающий с задней мачты усиеры. На нём был изображён Иоанн Креститель, святой покровитель Флоренции.

Спустив паруса, усиера подошла к «Пардусу» на вёслах, и некий чин поднялся на её корме. Сложив ладони рупором, он прокричал:

– Не у вас ли находится его величество король Гуго?

– А зачем он вам? – заорал в ответ Инегельд.

– Маркграф Бозон Тосканский желает засвидетельствовать своё почтение!

При этих словах Гуго Арльский очень живо выполз из своей каморы и поднялся во весь рост.

– А где же наш любимейший брат и славнейший маркграф? – спросил он громко, подбоченясь.

– Ждёт вас на берегу, ваше величество! Верные люди передали маркграфу, что вы следуете с норманнами… Меня послали встретить вас и проводить! Маркиз Риккардо Злой, к вашим услугам!

Гуго перевёл взгляд на Инегельда, тот глянул на Вилобородого, а ярл посмотрел на кормщика.

– К берегу! – скомандовал Карл.

Олег обратил внимание на перемены, произошедшие с королём, – Гуго уже не выглядел жалким беженцем, он выпрямил спину и выпятил грудь, принимая вид величественный. Хотя и немного потешный, ибо без мантии и короны Гуго не воспринимался как монарх, больше смахивая на держателя харчевни или на купчика средней руки.

Лодьи повернули вслед за усиерой в направлении Пьомбино, порта на границе двух морей, Тирренского и Лигурийского, но маркиз Риккардо обошёл город стороной, взяв северней, и причалил в маленькой укромной бухточке, на берегу которой выросло целое селение из роскошных шатров, стоявших вразброс. Множество солидариев в блестящих кольчугах, с копьями в руках и перьями на шлемах расхаживали поодаль, сторожа подходы к лагерю, а больше выпендриваясь друг перед другом. Было заметно, что все они служат разным господам – геральдические звери на их щитах щерили кровавые пасти, выпускали когти одинаково свирепо, но породы были разными. Да и больно уж пыжились щитоносцы.