Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

Костёр разжечь и правда не удалось, как я ни старался. Зато на севере небо вдруг просветлело — голубая полоса подрезала тучи и начала стремительно расширяться, надвигаясь на нас. В этом было что-то тревожное, но мы радовались, глядя, как солнечный свет буквально течёт к нам по земле, вспрыгивая на холмы и скатываясь в лощины и овраги.

Мы остановились на речном берегу и с удовольствием следили за этим.

— Всё-таки хорошо, когда лето, — сказала Танюшка, и я подтвердил это энергичными кивками. Через минуту мы уже купались в солнце, хлынувшем с небес. — Давай просушимся хоть…

От мокрой земли в самом деле тут же начал подниматься пар, солнце играло в гирляндах капель, и только на юге быстро сокращался остаток облачного неба, унося дождь ещё куда-то.

— Давай, — согласился я и в замешательстве взялся за язычок замка. Снял куртку, выкрутил её как следует. Мы с Танюшкой, не сговариваясь, отвернулись друг от друга; я поочерёдно выжал брюки, футболку, даже носки и разместил все вещи на ветках, которые предварительно отряхнул от воды. Из туфель подальше вытянул языки и пошире расшнуровал.

Танюшка за моей спиной сопела — жалобно, сердито и упрямо. Не поворачиваясь, я спросил:

— Джинсы не выкручиваются, что ли?

— Угу, — ответила она. — Помоги… Да повернись, что ты…

А я что? Я ничего, как говорил попугай Кеша… Она же оставалась в чёрно-красном купальнике, как я её сто раз видел. В руках девчонка держала джинсы. Она была вообще-то сильной, но выкрутить грубую ткань с лейблом «Leer», пошитую в Ярославле, конечно же, ей было не под силу.

— Не разорви, — предупредила она. Ну, это было зря… Такой пошив рвать надо грузовиком… Танюшка держала, а я крутил изо всех сил. Ей то и дело выворачивало руки, из-за чего девчонка смешно морщилась.

— Ну вот, всё, — я встряхнул джинсы и перекинул ей. — Давай теперь сами погреемся.

— А? — как-то опасливо спросила она. Я молча выбрал камень и присел на него, поставив пятки на край и обняв колени. Через несколько секунд тёплая спина Танюшки привалилась ко мне сзади.

— Мы всё равно отсюда выберемся, — тихо сказал я, чуть откинув голову назад. Становилось жарко, и я подумал, что впереди в любом случае ещё долгое-долгое лето.

— Конечно, выберемся, — согласилась Танюшка. И я, увидев у своей щеки её закинутую через плечи руку, осторожно пожал тонкие пальцы.

— А поесть я что-нибудь добуду, — пообещал я.

— Давай немного поспим, — предложила девчонка, — очень хочется.

— Тань, идти надо… — начал было я, но потом кивнул: — Давай. Только веток натаскаем, а то простынем, — я соскочил с камня и полез за ножом.

Я думал, что проснусь часа через два — больше даже в тёплый солнечный день без одеяла не проспишь на природе, тело остывает и само будит. Но проснулся я аж во втором часу и обнаружил, что накрыт своими вещами, и Танькиными тоже. Я выкопался из-под них и потянулся с подвывом.

Танька — по-прежнему в купальнике — бродила внизу по отмели и за чем-то часто нагибалась. Я лёг на краю берега на живот — трава высохла — и, опустив подбородок на кулаки, начал следить за ней. Потом негромко свистнул.

Девчонка вскинула голову и, улыбнувшись, помахала какими-то двумя мешочками. Не зашумела — по воде всё слышно отлично. А через секунду уже карабкалась наверх.

— Ракушки, — сообщила она, отдуваясь. — Там их много, на отмели… Перловицы. Не устрицы, конечно…

— Устриц пусть буржуи едят, — весело ответил я. Мне было очень хорошо при мысли, что она меня укрыла. — А это мы вечером рубанём, на привале. Давай, сполосни носки и одеваемся.

Мне сейчас хотелось есть ещё сильнее, чем раньше. Танюшке, конечно, тоже. Но мы бодро засобирались. Высохшая одежда, конечно, залубенела, но это ничего. Только вот Танюшка вдруг ойкнула и с размаху села на то место, откуда встала.

— Голова закружилась, — успокаивающе, но в то же время жалобно объяснила она, когда я подскочил.