Олег Верещагин: Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

— Настроение отвратительное. Не хочется пищать, а всё равно…

— Ну попищи, — согласился я. — Я потерплю.

— Ладно, я не буду, — тут же поправилась она. — А сколько времени?

У неё часов не было. И я ответил спокойно:

— Скоро утро.

Та ещё была ночка. Утро наступило отнюдь не «скоро» — оно еле-еле приползло, почти неразличимое в тучах, укутавших горизонт и небо над головами. Дождь почти прекратился, но всё равно сеялся почти по-осеннему из облаков, лениво переползавших по небу — там был ветер. Хорошо ещё, не похолодало — скорей даже наоборот, воцарилась влажная духота.

Если ночью вы промокли и не выспались, то утром голод покажется вам втрое сильнее, чем должен быть. Поставленные мной с вечера два силка оказались пусты, но это меня даже не особо расстроило.

Пока лазили по кустам — вымокли ещё больше. У Танюшки круги залегли под глазами, а само выражение глаз было усталым и отстранённым, как у человека, испытывающего боль. Она молча вернула мне куртку, и мы двинулись вдоль реки — через мокрый папоротник, под увесисто соскальзывающими с деревьев струйками.

Я вспомнил, как читал про экспедицию Роберта Скотта. Как они упорно стремились к полюсу, преодолевали трудности, страдали… И как меня поразила мысль, что стремились-то они, в общем-то, к пустому месту. Там, на этом полюсе, были те же снег, холод и ветер. И всё.

А они шли, как будто их ждал там роскошный отель. И сейчас я подумал — а не похожи ли мы на тех англичан? Может быть, и мы идём в никуда? Кто-то невесть когда написал по-английски очень приблизительные координаты… Координаты невесть чего.

Танька пробиралась впереди. (Если кто не знает — и дикие звери, и люди предпочитают нападать с боков или сзади. Так что самое опасное место при переходе — не впереди, как думают многие.) Мы молчали и по временам сдержанно зевали и вздрагивали. Я думал ещё и о том, что на днёвку надо разводить костёр, а как — неизвестно. Мокрые дрова… Хорошо ещё — есть зажигалка. Но и ей мокрое не очень-то разожжёшь без растопки…

— Всё-таки мы не лесовики, — сказала Танюшка, и я понял — она думает о том же.

— Ничего, — обнадёживающе кивнул я, — доберёмся.

Было бы ещё куда… Но этого я не сказал.

Мы ещё почти три часа шагали в полном молчании. Дождь снова пошёл, и какой-то осенний — в смысле, уныло-безнадёжный, хорошо ещё — не холодный. Но сырость нами уже не ощущалась.

— Олег, — вдруг сказала Танюшка, — мы куда-то не туда идём.

Она остановилась, не оглядываясь на меня.

— Да ну, — сердито сказал я, — речка вот она… Пошли, Тань, пошли.

— Да погоди ты… Калаис же не точно на запад течёт, а ещё и на север чуть. А мы идём точно на запад. Ну проверь, проверь!

Я вздохнул и воспользовался надёжным способом — навёл на светлое пятно в тучах (солнце) часовую стрелку «ракеты» и мысленно очертил угол между ней и цифрой «2», а потом разделил этот угол пополам. Двенадцати ещё не было, и юг находился справа — там, куда указывала биссектриса.

Танюшка была права. Мы шли точно на запад.

— Да, это не Калаис… — пробормотал я.

— Это его приток, я забыла, как он называется, — уверенно сообщила Танюшка. — Может, это и к лучшему, но он короче, чем Калаис.

— Ничего страшного, — бодро заметил я. — Уж на запад-то мы курс и без реки сумеем удержать… Пошли, Тань.

— Что ты всё «пошликаешь»?! — внезапно рассердилась она. — Я промокла! Я есть хочу! Я устала, в конце концов!

— Тань, я тоже, — терпеливо сказал я. — Выберемся на открытое место и попробуем разжечь костёр.

— Да, костёр он разжечь решил! Из чего, как?! Мокрое всё! И… — она осеклась и закусила губу. Опустила глаза: — Извини.

— Ничего, — по-прежнему спокойно ответил я. И больше ничего не стал говорить.

Мы опять зашагали вперёд. Я видел перед собой спину Таньки, обтянутую мокрой ковбойкой, потемневшие от воды русые волосы, слипшиеся прядями — по ним за ворот текла вода., и мне стало жалко девчонку — до спазмов в горле.