Наталья Павлищева: Ледовое побоище

Зато именно мое спокойствие возмутило мужа.

– Ты все продумала?

– Почти…

– Уверена?

– Ну да, – я только пожала плечами. Оружие готово, деньги есть, подарки тоже, лошади хорошие, что еще?

– Настя, меня рядом не будет. И никого другого для подсказки тоже. Тебе придется все решать самой и из всех ситуаций выбираться тоже самой. Вот как ты с ними разговаривать собираешься?

– Я думала об этом, но ты спокоен, я решила, что ты уже все придумал.

– Вот то-то и оно! Нет меня, нет, понимаешь?! Сама! Настя, все сама! От переводчика до потника под конским седлом. Я помочь не смогу и подсказать тоже. Чего сейчас не продумаешь, решать придется среди чужих людей.

Это был хороший урок, пришлось, забыв о том, что за мной есть пригляд, снова пересмотреть и продумать все заново. Пригодилось…

– Я поеду с тобой.

– Нет.

Но Лушка даже возражать не стала, она для себя все решила, и сопротивление бесполезно. Однако я была кремнем.

– Ты останешься дома, потому что есть два маленьких мальчика, которые не могут жить сиротами.

– У них есть Вятич и Анея.

– Слепой Вятич, заметь. И с тремя мужиками, требующими ухода, Анее не справиться.

– Справлялась же, пока мы ездили.

– Мы ездили в Сарай, Луша, а не в Каракорум. Это далеко, но не… – я чуть не ляпнула «смертельно», опомнившись, произнесла: – слишком.

Лушка настаивала и настаивала, но я была непоколебима, точно зная, что должна ехать одна. Когда стало невмоготу, пришлось привлечь Анею. Тетка умела разговаривать со всеми, Луша перестала проситься в Каракорум.

Зато меня собирали, как в последний путь. Они готовы были нагрузить пару возов одной снеди, не считая целого каравана из повозок с разным барахлом. Я спокойно наблюдала за нешуточными приготовлениями к дальней дороге моих близких, а потом вдруг поинтересовалась:

– Вы куда переезжать-то собрались?

– Мы? Никуда.

– А это что?

– Это тебе в дорогу.

– Анея, ты решила накормить всю Батыеву ставку? Но они не едят того, что ты предлагаешь. А одевать кого будем, тут, пожалуй, не на одних Батыевых хватит…

– Ладно тебе, пригодится! – почти обиделась тетка.

– Ну ты же разумная женщина! Кто весь этот караван охранять будет? Его же разграбят за первым поворотом. Скажи, чтобы разбирали, я воин и поеду налегке.

Собирал меня Вятич, он, конечно, не видел, но мы оговорили каждую мелочь.

Свою лепту внес и князь, приславший подарки для хана, а также дружинников для охраны и, главное, толмача. Карим владел несколькими языками, и на него можно положиться. Это очень хорошая помощь, потому что я не понимала ни по‑монгольски, ни по‑кипчакски, а доверять их толмачам опасно.

Карим сказал, что поедет со мной в Каракорум. Вятич тут же увел его для приватной беседы, они что-то очень долго обсуждали, видно, муж что-то рассказал, потому что после разговора Карим смотрел на меня с заметным любопытством.

– Что ты ему сказал? Надеюсь, не про Москву?

– Про тавро тоже не говорил. И ты молчи, это слишком сильный козырь, чтобы о нем знал еще кто-то.

Это произошло в последний день перед моим отъездом…

– Настя… трава зеленая…

Вятич сидел на солнышке, чуть щурясь. Федька играл рядом.

– Зеленая.

– А сарафан на тебе темно-красный…

И раньше, чем я успела подумать, что бы это значило, он совершенно безошибочно протянул в мою сторону руку, подзывая к себе:

– А ты у меня красивая…

В другое время я бы фыркнула, мол, кто бы сомневался, но сейчас насторожило другое – глаза у Вятича как‑то изменились. И само выражение лица тоже! То есть раньше лицо было все время приподнято, не имея возможности видеть, он прислушивался, потому шея даже чуть вытянута вперед. А сейчас… Нет, он не только слышал меня, он меня видел! Он меня определенно видел!

– Вятич… ты… видишь?…

– Да, Настя, вижу! Не все, лицо расплывчато, но вижу!

– Вятич, миленький! – я орала еще что-то, целуя его глаза, щеки, снова глаза.

Федька смотрел, смотрел на вопящую мать изумленными глазами, а потом вдруг с ревом принялся отталкивать меня от отца, видно, решив, что я его обижаю. Но теперь я уже целовала по очереди того и другого:

– Федечка, папа прозрел. Он видит, понимаешь, видит!

Конечно, ребенку это было непонятно, зато мы с Вятичем просто плакали. Из теперь уже не из слепых глаз мужа катились слезинки, а я так вообще ревела в три ручья.

Вдруг меня осенило:

– Ты только не смотри на солнце, не смотри, слышишь! Не перегружай глаза!

– Настя, ты чего? Зачем я буду смотреть на солнце?