Элиот Николс: Тень Стигии

Дом у него тоже был хороший. Три стены Клуф скатал из валунов, таких больших, какие только мог поднять, а четвертой стеной служил крутой горный откос. Все щели были хорошенько промазаны глиной, и зимние ветры никогда не проникали внутрь. В очаге всегда горели поленья и сухие водоросли. Придя домой, Клуф отдыхал, ел, затем устраивался на шкурах и вязал сети или плел лесы, готовясь выйти в море. За работой он всегда пел песни, веселящие душу и наделяющие снасти прочностью. Тоже колдовство, хоть и слабенькое.

Любил он возвращаться домой с лова: промокший и голодный, но с большими связками рыбы, которую потом чистили, потрошили и развешивали под потолком коптиться. Дым из очага, прежде чем выйти через волоковое оконце, пластами ходил под потолком и прекрасно сохранял рыбу от гнили. Еще любил Клуф возвращаться домой с зимней охоты на морских зверей: усталый, озябший, иссеченный ледяным ветром. Тогда теплое, сумрачное и дымное нутро дома казалось ему самым лучшим местом на свете.

Клуф мог бы считать себя очень счастливым человеком, если бы не жена. Полгода назад она не доносила ребенка, выкинула и с тех пор все время болела. Работать она стала совсем плохо, а ведь работы у жены рыбаря очень много: чистить и заготавливать рыбу, выделывать шкуры, шить из них одежду… Вот и сейчас Клуф увидел, что мачта с намотанным на нее кожаным парусом лежит на земле возле дома. Ночью обязательно набегут мыши и понаделают в парусе дыр. Покачав головой, Клуф поднял мачту и прислонил к скале. Надо бы завести вторую жену. Он вполне мог прокормить двух, но женщин в крошечной деревушке мало, выбирать в общем-то не из кого. Можно, конечно, пойти поискать невесту в соседних деревнях, но до ближайшей — целых шесть дней пути.

Прежде чем войти в дом, Клуф еще раз посмотрел на лодку, потом окинул взглядом берег и удивленно замер: с юга приближались два путника. Сначала Клуфу показалось, что это мужчина и женщина, но, приглядевшись повнимательнее, он понял: это старуха, а рядом с ней — молодая женщина, только почему-то вырядившаяся по-мужски. На ней были брюки, куртка и сапоги, а на плечах — длинный плащ. Неужто Белый Волк внял его мольбам и послал добычу, о которой Клуф так просил? Старуха-то была ему совсем ни к чему, а вот эту девчонку, красивую, высокую, с рыжими волосами, он мог бы поселить в своем доме и сделать второй женой. А там, кто знает… Ведь старая жена может и помереть. Зачем она Клуфу, если почти не работает? Только вот надо действовать побыстрее: ведь в деревне есть несколько холостяков, которые тоже ищут жен. Если они увидят эту красавицу, то наверняка отобьют ее.

Клуф глянул на хибары, тянувшиеся вдоль побережья. К счастью, его дом стоял с краю, и другие жители деревни пока еще не успели заметить путников. В одном из тех домов живет Лаун, холостяк. Он здоровенный, толстый, с большим отвислым брюхом, длиннющими руками, а кулаки у него тяжелые и твердые, как булыжники. Да, надо торопиться.

Клуф подобрал с земли длинную и довольно увесистую палку (обломок весла) и большими прыжками помчался вниз, к берегу. Увидев такую внушительную дубину, незнакомка вряд ли осмелится перечить и обязательно зайдет в гости.

Когда Соня взглянула на заросшего волосами дикаря, одетого в шкуры, она едва смогла удержаться от смеха. Дикарь бежал с горы, размахивая нелепой деревяшкой. Видимо, он казался себе очень грозным.

— Стойте! — скомандовал дикарь на искаженном гирканском наречии.— Немедленно стойте! Вы пойдете в мой дом!

— Гостеприимные тут люди,— вполголоса заметила Соня, берясь за рукоять метательного ножа. Прищурясь, она внимательно рассматривала возможного противника, старалась изучить его, понять, насколько тот опасен. Дикарь был рослый, но сутулый. Одежда из грубых шкур, сшитая мехом наружу, вероятно, могла неплохо защитить от ножа. Ступни ног были обмотаны кусками толстой кожи и поверх нее обвязаны ремнями. В такой обуви ходят горцы, в ней нога почти никогда не скользит. Грязно-серые, нечесаные космы и борода свисали на грудь. Соня пристально взглянула в его глаза. Нет, это не боец.

— Ты,— сказал дикарь, указывая на Соню грязным пальцем. — Ты пойдешь туда, в мой дом. А ты, старуха, мне не нужна, иди прочь! Не спорить! Видимо, чтобы его слова показались более убедительными, он изо всех сил ударил старуху уродливой дубинкой. Вернее, попытался ударить. Дерево попросту прошло сквозь Нежить и с треском врезалось в прибрежную гальку. На лице дикаря отразилось изумление: похоже, он решил, что промазал. Помедлив немного, дикарь снова замахнулся, но уже в следующий миг метательный нож вонзился в его руку. Дубинка вывалилась из ослабевших пальцев, а уткнувшееся в горло длинное блестящее лезвие заставило прижаться спиной к скале и стоять не шевелясь.