Как это ни удивительно, в его соучастии не было нужды. Конан сам видел, как Варданес, который до странности настойчиво напрашивался этим утром в отряд передовой разведки, успел, во весь опор пришпоривая коня, проскочить дальний конец прохода как раз перед тем, как захлопнулась ловушка.
— Сколько ты заплатил Варданесу? — резко спросил он.
— Двести серебряных шекелей… — пробормотал туранец и тут же оборвал себя, пораженный своей неосторожностью.
Конан рассмеялся:
— Царская плата, а? Этот улыбающийся ублюдок — вероломный до глубины его тухлого черного сердца, как и все заморанцы! Он не простил мне того, что я сместил Ольгерда!
Конан прервал себя, смерив эмира, повесившего голову, насмешливым взглядом. Он ухмыльнулся почти беззлобно:
— Ну, Богра, не кляни себя. Ты не выдал свои военные секреты. Я выпытал их у тебя хитростью. Ты можешь возвращаться в Аграпур со своей незапятнанной солдатской честью в целости и сохранности.
Богра поднял голову в удивлении.
— Ты оставляешь мне жизнь? — прохрипел он.
Конан кивнул:
— Почему бы и нет? Я все еще должен тебе мешок золота за тот старый проигрыш, так что позволь отдать тебе долг таким образом. Но в следующий раз, Богра, смотри в оба, когда ставишь ловушку для волков. Иногда в нее может попасться тигр!
Два дня тяжкой погони по красным пескам Шан-и-Сорха все еще не дали желаемого результата — пустынные разбойники так и не изловили предателя. Жажда крови Варданеса побуждала Конана безжалостно гнать своих людей. Жестокий закон пустыни требовал Смерти на Пяти Колах для того, кто предал своих товарищей, и Конан был полон решимости заставить заморанца заплатить по счету в полной мере.
Вечером второго дня они встали лагерем в укрытии скалы выжженного песчаника, которая вздымалась среди ржаво-красных песков, подобно остову какой-то полуразрушенной древней башни. На суровом лице Конана, загорелом почти до черноты под солнцем пустыни, пролегли морщины усталости. Его жеребец часто и тяжело дышал на грани измождения, вязкая пена засохла на его губах, когда Конан наконец поднес к его морде кожаное ведро с водой. Люди за спиной Конана устраивались на отдых, расправляя затекшие ноги и ноющие руки. Они поили лошадей и разжигали костер, чтобы отпугнуть диких пустынных собак. Слышался скрип веревок — это снимали седельные вьюки с палатками и кухонной утварью.
Песок захрустел под обутыми в сандалии ногами за спиной Конана. Он обернулся и увидел морщинистое, окаймленное бородой лицо одного из своих приближенных. Это был Гомер-шемит, с глазами цвета терновой ягоды и крючковатым носом. Отливавшие синевой черные кольца его волос выбивались из-под складок накинутого на голову покрывала.
— Ну что? — выдавил Конан, не переставая скрести усталого жеребца медленными взмахами жесткой щетки.
Шемит пожал плечами.
— Он все еще держит путь прямо на юго-запад. Проклятый дьявол, должно быть, сделан из железа.
Конан хрипло рассмеялся.
— Его кобыла, возможно, и железная, но Варданес-то из плоти и крови, и ты сам убедишься в этом, когда мы растянем его между колами и выпустим его кишки, чтобы угостить стервятников.
Печальные глаза Гомера были полны смутного страха.
— Конан, не оставишь ли ты эти поиски? С каждым днем мы все глубже забираемся в эту пустыню, где только солнце и песок и выживают лишь гадюки и скорпионы. Клянусь хвостом Дагона, если мы не повернем назад, то оставим свои кости белеть здесь навеки.
— Ты говоришь не то, — проворчал киммериец. — Если чьим-то костям и суждено белеть здесь, так это будут кости заморанца. Не беспокойся, Гомер. Мы еще поймаем предателя. Возможно, завтра. Он не сможет сохранять такой темп и дальше.
— Но и мы не сможем! — запротестовал было Гомер, но смолк, чувствуя неловкость под испытующим взглядом вспыхивающих синим пламенем глаз Конана.
— Но это не все, что гложет твое сердце, не так ли? — потребовал Конан. — Давай говори, старина. Выкладывай!
Крупный шемит выразительно повел плечами.
— Да, нет. Я — люди чувствуют. — Его голос сник.
— Говори, парень, или я выколочу это из тебя!
— Это — это ведь Макан-и-Мордан! — выпалил Гомер.
— Я знаю. Слышал раньше об этом «Месте Злых Духов». Ну и что? Неужели ты веришь тому, что наплели старые ведьмы?
Гомер выглядел очень несчастным.
— Это не просто выдумки, Конан. Ты не зуагир и не знаешь этой земли и ее ужасов, как мы, долго жившие в пустыне. Тысячи лет эти места были проклятыми, так как их населяли духи умерших, и с каждым часом мы углубляемся все дальше в эту обитель зла. Люди боятся сказать тебе, но они почти потеряли рассудок от страха.
Читать дальше