Лайон Де Камп - Мститель

Тут луна выглянула из-за кисеи облаков, и Конан разглядел наконец, чем был вызван золотистый блеск башни: оказывается, в известковый раствор было вмуровано множество золотых монет. Конан пригляделся к тем, что были вровень с его глазами, не узнал ни одной и заподозрил, что мог бы облазить всю башню в тщетных поисках знакомой монетки. Все они выглядели ужасающе древними: с иных неумолимое время стерло все знаки и письмена, оставив лишь гладкие отполированные кружки…

Конан знал — золото, особенно в виде монет минувших эпох, считалось у волшебников немаловажным подспорьем в их ремесле. «Здесь собраны реликвии давно канувших в прошлое королевств, — подумалось Конану. — Королевств, которыми силой ужаса правили колдуны и жрецы. Кричащих девушек волокли в мрачные подземелья и совершали над ними омерзительные обряды. Тысячи пленников обезглавливали на городских площадях, и дымящаяся кровь ручьями бежала по сточным канавам…»

Конан содрогнулся: да, здесь в самом деле было собрано немалое зло… Он протянул руку к железной двери.

Тяжелая металлическая плита бесшумно отъехала внутрь. Конан обнажил меч и вошел. Все его чувства были до предела обострены, словно у охотящегося тигра. Слабый свет, проникавший в растворенную дверь, позволил ему разглядеть внутри башни две лестницы. Одна спирально поднималась вверх, другая пропадала во тьме подземелья, и тонкий нюх киммерийца уловил чуть заметный запах мускуса, долетавший оттуда. Должно быть, этот запах шел из лабиринта пещер, располагавшихся под башней. Глаза варвара нехорошо сузились: он вспомнил похожие запахи, носившиеся в посещаемых призраками катакомбах Птейона в Стигии, где в ночи бродили жуткие тени… Конан тряхнул головой — так трясут гривами разгневанные львы.

Он даже вздрогнул, когда послышался глубокий, рождающий эхо голос:

— Добро пожаловать, Конан! Поднимайся по ступеням наверх. Следуй за огоньком!

Конан сердито огляделся, но найти источник голоса так и не смог. Казалось, он шел отовсюду, отражаясь от стен, точно звук храмового гонга.

Потом перед самым носом Конана вспыхнул огненный шарик, да так неожиданно, что он инстинктивно отшатнулся прочь. Шарик ярко горел, вися в воздухе безо всякой видимой опоры. Только теперь Конан увидел, что стоит в большом зале, увешанном шпалерами со странным и явно очень древним узором. Одну стену сплошь занимали полки, уставленные сосудами разнообразных и удивительных форм — из камня, серебра, золота и гагата! Сосуды стояли в полном беспорядке: украшенные драгоценными камнями соседствовали с простыми.

Светящийся шарик медленно поплыл над лестницей, и Конан последовал за ним без дальнейших колебаний. Никто не может заранее знать, что там на душе у чародея — но, кажется, Пелиас к Конану относился неплохо… Киммериец чувствовал себя чуть спокойнее прежнего, но меча из рук не выпускал, и ни одна ступенька не скрипнула под ним, пока он поднимался наверх.

Лестница привела его к двери, окованной медью. Тайные знаки усеивали красноватую поверхность металла, сплетаясь в прихотливый узор. В некоторых из них Конан, немало побродивший по свету, тотчас узнал могущественные волшебные символы, предметы тайного знания давно вымерших рас. Он нахмурился: все это не внушало ему доверия. Но тут дверь тихо отворилась, а светящийся шарик погас. Он был больше не нужен — Конан вступил в большую, ярко освещенную комнату. Мебель и стенные украшения в ней были сплошь драгоценными произведениями искусства, доставленными из множества стран. Мягкие ковры устилали пол.

Посередине комнаты красовался огромный, заваленный подушками диван. На диване возлежал Пелиас — высокий, худой седовласый человек в одеждах ученого. У него были темные глаза мыслителя, узкая, прекрасной лепки голова и небольшие, изящные ступни и ладони. По всей видимости, Конан оторвал его от ученых занятий: на обширных книжных полках зияли пустые места, на полу возле дивана лежало несколько пухлых томов, а стоявший рядом большой стол был сплошь завален пергаментными свитками. Во всяком случае, пергаментными они казались: Конану было хорошо известно, что, по мнению волшебников, самые чудодейственные заклинания следовало записывать на выделанной человеческой коже… А еще на стене висело зеркало — ничем не примечательное зеркало в простой железной оправе.

Конан ничуть не удивился роскоши обстановки. В отличие от большинства других чародеев, Пелиас не был приверженцем аскетизма и знал толк в земных удовольствиях.