Юрий Никитин: Стоунхендж

— Привычка, — отмахнулся Ролан. — В мои племена новую веру вбили еще позже, чем в эти росские головы. Пока что даже конунги относятся к Христу с пренебрежением, так как он не из рода богов. А безродному, да еще бастарду, в моих землях утвердиться трудно, даже богу... А о том, что он иудей, вообще стараемся не упоминать. Словом, мы этих двоих остановим. Если они действительно идут в Британию.

— Остановите, — согласился Бадри. — Ежели... мои степняки не догонят их раньше.

Они оскалили зубы, похожие на волчьи, подняли руки в прощании. Чем-то неуловимым были похожи, хотя, на взгляд корчмаря, тайком наблюдавшего за ними, трудно было найти более разных людей. Но что такое разница в росте, цвете волос и кожи, когда тело человека всего лишь ножны для блистающего меча? А блистающие мечи этих двух выкованы в одной кузнице и служат одному хозяину.

Хозяином этим не был человек. Человеку, будь тот даже императором, гордый северянин не стал бы служить, как и не менее гордый степняк. Но есть способ подчинить и самых умных, отважных и независимых. Если призвать служить не человеку, а Идее! Самой великой и самой благородной.

В ночном лесу послышались шаги. По шагам многое можно узнать, и еще до того как подорожный вышел к костру, Томас мысленным взором увидел или нарисовал молодого усталого человека, бедного и невооруженного, иначе бы сам побаивался, обутого в берестяные лапти, поношенные. Олег даже запах уловил: подорожный давно не мылся, потом несет как от коня, но все равно идет с той стороны — явно даже не охотник, те в любом случае свой запах прячут, как собаки кости.

Когда он вышел к огню и встал так, чтобы его можно было осмотреть, а кто ждет подвоха, еще чтобы и скользнул в темноту, проверил, не прячется ли там еще кто.

Томас благожелательно помахал рукой.

— Иди к огню. Ты прошел дальнюю дорогу.

Парень присел у костра, глаза у него были добрые, печальные. Смотрел вроде бы с какой-то надеждой. Руки, которые вытянул к огню, были жилистые, видавшие разную работу. Спохватившись, вытащил из заплечной сумы ковригу хлеба, разломил на части, протянул.

— Угощайтесь, чем небо послало.

Томас кивнул благосклонно, ведьма взяла ломоть хлеба и стала есть так, будто голодала всю свою некороткую жизнь. Олег же снова ощутил горечь: вот уже русич побаивается помянуть своих древних богов. Но и нового бога называть не хочет или боится.

— По делу аль от дела? — спросила ведьма деловито.

— Не знаю, как и сказать...

— Так и скажи. Сегодня ты нас видишь, а больше не встретимся. Не стесняйся.

— В бане и в лесу не стесняются, — сказал калика.

Парень посмотрел большими кроткими глазами.

— Невесту ищу. Пошла в лес за ягодами и сгинула. Я уже все ноги истоптал, вторую неделю ищу... Ежели лютый зверь разорвал, то хоть косточки собрать. Негоже... А ежели еще жива, то принесу, выхожу. Сам травы пособираю, все, что надобно, сделаю.

Есть же и в этом проклятом мире люди, подумал Олег с горьким теплом. Нет чтобы другую найти, здоровую да румяную, сам-то пригож, но готов и калеку всю жизнь выхаживать. Для него она всегда останется молодой и красивой...

Ведьма сказала задумчиво:

— Разве что забрела она в одно гиблое место. С виду поляна как поляна, можно все лето грибы собирать, скот пасти... Но раз за лето, а в прошлом году стряслось дважды, поляна становится гиблой. Кто ни ступит на нее, сразу как тесто расползается, сквозь землю уходит.

Парень побелел, кровь отхлынула даже от шеи. Томас сочувственно сопел, сунул чашу с медовухой. Парень взял не глядя, хлебнул, закашлялся, только тогда сообразил, что у него в руке.

— Наступает новое время, — сказал Томас. — И в эти дикие края придет вера Христова... Знаю, пришла, но еще и укрепится, И сметет всю нечисть, истребит колдунов. Не останется этих гиблых мест. Мир будет чист.

Олег покачал головой.

— Каждая вера плодит своих чудищ. И каждая создает преступления, незнаемые ране. Ладно, завтра рано вставать, вот уже заря занимается...

Томас сказал нерешительно:

— Ты спи, а я еще пообщаюсь. У нас в Британии ведьм нет. А я, заполучив Крижану, из дому больше не ногой!

— Зарекалася свинья... гм... есть, — буркнул Олег равнодушно.

Ведьма хлопнула в ладоши. Из-за кустов полезли с готовностью давно наблюдавшие за пиром кикиморы, лешие, корчевники, чугайстыри, мавки, исчезники. Лохматые, нечесаные, порой вовсе похожие на гигантские еловые шишки, раскоряченные пни или комья омелы. Странная жизнь, когда-то занимавшая всю землю, теперь исчезает, дичает, а человек теснит и истребляет ее вместе со зверьем, болотами, завалами...