Джон Норман: Гор. Сага о Джандаре

— Мир этот называется Гор. На всех языках планеты это слово означает Домашний Камень. — Он остановился, заметив мое удивление. — Домашний Камень — повторил он. — Именно так. В селах этого мира каждая хижина возводилась вокруг плоского камня, помещенного в центре круглого цилиндра. На нем вырезался родовой знак и он назывался домашним камнем. Это был, вообще говоря, символ суверенности, и каждый крестьянин в своей хижине был суверенен.

— Позже, — продолжал отец. — Домашние Камни появились у деревень, а впоследствии и у городов. В деревне Домашний Камень помещался обычно на рынке, а в городе — на вершине самой высокой башни. Естественно, со временем он приобрел мистический символ и стал возбуждать те же чувства, что земляне испытывают при виде своего знамени.

Отец встал и зашагал по комнате. Глаза его странно блестели. Конечно, причиной было сказание о Домашнем Камне Гора, чьи корни затерялись в веках, которое говорило о том, что домашние камни должны стоять, ибо это дело чести, а честь уважается во всех законах.

— Эти камни, — продолжал отец, — различны по цвету и размерам, многие из них украшены сложной резьбой. Некоторые большие города имеют Домашние Камни небольшого размера, но невероятной древности, сохранившиеся с того времени, когда город был просто деревней или гордым замком.

Отец остановился возле узкого окна и взглянул на холмы.

Помолчав он заговорил снова:

— Место, где человек устанавливал Домашний Камень, по закону считалось его собственностью. Хорошие же земли защищались мечами сильнейших землевладельцев местности.

— Мечами? — спросил я.

— Да, — сказал отец, как будто в этом не было ничего невероятного, и улыбнулся: — Тебе еще много придется узнать о Горе. Существует, если можно так выразиться, иерархия Домашних Камней, и два воина, которые перережут друг другу глотку за клочок плодородной земли, будут сражаться бок о бок не на жизнь, а на смерть, в бою за Домашний Камень их деревни или города, где они живут.

Как-нибудь я покажу тебе свой собственный Домашний Камень. В нем есть пригоршня земли, которую я принес с собой, придя в этот мир, — давным-давно. — Он пристально посмотрел на меня. — Я сохраню и ту пригоршню, которую принес ты. Когда-нибудь она будет твоей, — глаза его затуманились. — Если ты сумеешь заслужить Домашний Камень.

Я встал, глядя на него.

Он отвернулся и как бы погрузился в мысли.

— Мечта каждого завоевателя или государственного деятеля — заполучить Главный Домашний Камень планеты, — помолчав, продолжил он, не глядя на меня. — Говорят, такой камень есть, но он хранится в священном месте и является источником силы Царствующих Жрецов.

— А кто это такие?

Отец тревожно взглянул на меня, будто он сказал больше, чем хотел. Мы оба замолчали.

— Да, — сказал он наконец. — Я должен рассказать тебе о Царствующих Жрецах. — Он улыбнулся. — Но позволь мне рассказать об этом в свое время, чтобы ты лучше понял. — Мы снова сели за стол и отец спокойно и обстоятельно рассказал мне всю историю.

Рассказывая, отец часто называл Гор двойником, позаимствовав название у пифагорийцев, первыми высказавших мнение о существовании такой планеты. Странно, что наше солнце на языке Гора называется Лар-Торвис, что означает Центральный Огонь, другое пифагорийское выражение, использовавшееся, правда, не для солнца, а для другой планеты. Чаще солнце называют Тор-ту-Гор, что означает Свет над Домашним Камнем. Позже я узнал, что существует секта, поклоняющаяся солнцу, но численность ее была незначительна по сравнению с теми, кто поклонялся Царствующим Жрецам, которые, кем бы они ни были, стяжали славу богов. В сущности, они стали наиболее древними божествами Гора, и во время опасности молитва, обращенная к ним, могла слететь с уст даже храбрейшего человека.

— Царствующие Жрецы бессмертны, — говорил отец, — по крайней мере, так думает большинство.

— И вы тоже? — спросил я.

— Не знаю. Может быть.

— Что это за люди?

— Скорее боги.

— Вы это серьезно?

— Да, — сказал он, — разве существо, обладающее бессмертием, безграничной силой и мудростью, нельзя назвать богом?

Я промолчал.

— Я лично считаю, — продолжал он, — что Царствующие Жрецы — это все же люди, такие же как и мы, или гуманоидные существа, обладающие наукой и технологией настолько далеко ушедшими от нашего уровня знаний, насколько двадцатый век ушел от средневековья.

Это предположение показалось мне разумным, ибо я с самого начала считал, что существуют силы и разум, настолько отличающиеся от того, что я знал, насколько мы отличаемся от инфузории.