Роберт Говард - Кинжалы Джезма

— Семеро против семисот? — спросил Антар. — Я не трус, но…

В нескольких словах Конан обрисовал ему то, что увидел с крыши.

— Если, когда Ольгерд захлопнет западню, мы сможем напасть на езмитов с тыла, то будем в состоянии изменить ход событий. Мы ничего не теряем, так как если Ольгерд уничтожит моих друзей, он вернется сюда и покончит с нами.

— Но как мы будем отличаться от собак Ольгерда? — настаивал зуагирец.

— Твои разбойники разрубят нас вместе с остальными, а потом начнут задавать вопросы.

— Идите сюда, — сказал Конан. В арсенале он вручил им покрытые серебром кольчуги и бронзовые шлемы старого образца с высокими гребнями лошадиных волос, непохожие на те, которые носили в Янаидаре. — Оденьте вот это. Держитесь вместе и кричите «Конан!» как свой боевой клич и все будет в порядке. — Один из шлемов он одел сам.

Зуагирцы заворчали под весом снаряжения и стали объяснять, что они полуослеплены шлемами, чьи пластины над щеками закрывали большую часть их лиц.

— Оденьте их! — закричал Конан. — Это ближний бой, а не набег пустынных шакалов по правилу ударил-и-беги. А теперь ждите здесь, пока я не позову вас.

Он опять взобрался на верх башни. Свободные Компаньоны и кушафцы двигались по дороге тесным строем. Затем они остановились. Балаш был слишком хитрым старым волком, чтобы нестись сразу в город, о котором он ничего не знал. Несколько человек отделились и поехали к городу на разведку. Они исчезли за домами, потом появились вновь, несясь назад к главным силам. Их преследовало около сотни езмитов, бегущей шумной толпой.

Нападающие растянулись в боевую линию. Солнце блестело от массы стрел, летающих между двумя группами. Несколько езмитов упали до того, как остальные приблизились к кушафцам и казакам. На мгновение все скрылось в пыли и были видны только искры мелькающей стали. Затем езмиты были сломлены и побежали обратно к домам. Как и боялся Конан, нападавшие стали их преследовать, ревя как обезумевшие от крови демоны. Конан знал, что эта сотня была послана для того, чтобы заманить его людей в ловушку. Иначе Ольгерд не послал бы такие слабые силы против нападающих.

Они выбежали с обеих сторон на дорогу. Там, хотя Балаш и не мог их безудержный поток, он по крайней мере выровнял их ряды и направил более компактным строем, когда они нахлынули к концу улицы.

До того, как они достигли ее, отставая не более пятидесяти шагов от последнего езмита, Конан бросился вниз по лестнице.

— Идем! — крикнул он. — Нанайя, закрой за нами дверь на засов и оставайся здесь!

Они понеслись вниз по лестнице, выскочили в дверь, миновали покинутую осадную башню и брешь в стене. Никто не встретился им на пути. Ольгерду пришлось забрать из дворца каждого человека, способного держать в руках оружие.

Антар провел их через дворец к главному входу. Когда они там появились, оглушительным ревом бронзовых труб в руках гирканцев Ольгерда езмитам был дан сигнал к атаке. Когда они добрались до улицы, ловушка захлопнулась. Конан увидел спины массы езмитов, которые сражались с нападавшими, заполнив улицу от края до края, в то время как лучники засыпали стрелами их толпу с крыш домов на другой стороне.

Молчащим напором Конан повел свою маленькую группу прямо в тыл езмитам. Последние из тех ничего не заметили, пока копья зуагирцев не проткнули им спины. Когда упали первые жертвы, пустынники шемиты вытянули свои копья и ударили снова и снова, в то время как в центре строя Конан махал своим топором, раскалывая черепа и отрубая руки до самых плеч. Когда копья поломались или застряли в телах езмитов, зуагирцы бросили их и взялись за свои мечи.

Атака Конана была такой бешено яростной, что он и его маленький отряд уничтожил в три раза больше врагов, чем было их самих до того, как заметили, что их атакуют с тыла. Когда они обернулись, незнакомые доспехи и искромсанные тела заставили их броситься назад с криками страха. В их воображении семеро отчаянно сражающихся людей превратились в целую армию.

— Конан! Конан! — ревели зуагирцы.

С этими криками пойманные в ловушку войска воодушевились. Между Конаном и его силами было только два человека. Одного пронзил казак, столкнувшись с ним. Конан опустил свой топор на другого с такой силой, что расколол не только шлем и голову, но и ручку топора.

В мгновенном затишье, когда Конан и зуагирцы оказались лицом к лицу с казаками и никто из тех не мог определить, на чьей стороне они сражаются, Конан снял свой шлем так, чтобы было видно его лицо.