Марина и Сергей Дяченко: Скитальцы

Я хотел усмехнуться — получилась гримаса.

Алана стоит на коленях. Терзает мои руки — и ждёт…

Чего?

…Падают вниз последние песчинки. Проворачивается деревянный календарик…

Они молчат.

— Встань, — сказал я негромко, но она послушалась сразу же. Вероятно, было в моём голосе нечто, внушающее мысль о повиновении.

— Слушай меня, жена. — Голос мой понемногу освобождался от хрипотцы, слово «жена» вышло убедительным и тяжёлым. — Тебе лучше быть вдовой, нежели изгнанницей при живом муже.

Она не сразу поняла. Я вскинул подбородок — привычным, но порядком подзабытым движением. Спесивый жест потомственных Рекотарсов.

— Если ты поверишь этому лысому отродью и пойдёшь на предательство, я отрекусь от тебя, Алана. И сам прыгну в колодец, лишь бы не быть обязанным жизнью… лишь бы не выжить за счёт несчастья других.

Ой, какая оглушительная тишина. Обморочная. Потрясённая.

— Эгоист, — с усмешкой проронил Чонотакс. — Но как высокопарно выражается…

Аланины глаза сделались совсем чёрными. Всклокоченный, нервный, на грани срыва подросток, девочка-истеричка…

— Это всё, — сказал я мягко. — Мне нечего добавить.

Пауза. Танталь и Эгерт молчали, глядя в пол… Нет, они смотрели на меня. С ужасом.

Их ужасает моё решение?

Или они ужасаются сами себе — ведь только что, сию секунду они были на волосок от того, чтобы «благословить молча»…

Алана длинно всхлипнула.

— Жаль, — проговорил Чонотакс Оро. — Как жаль… Идёмте.

Я плохо помню, что было дальше.

Солль шагнул вперёд и поднял меч, но обитая шёлком дверь распахнулась сама собой, и створка оказалась сильной, как крепостной таран. Эгерта швырнуло на меня — я едва сумел задержать его падение. По дому прошёлся порыв ветра, заплясали занавески, захлопали двери, казалось, комната распахнула рот и жадно вдыхает воздух, а мы — всего лишь мошки, несомые потоком…

На мгновение вспомнилась обезумевшая жёлтая река.

А потом дверь, обитая шёлком, захлопнулась, но уже за моей спиной. С характерным звуком закрывающейся ловушки.

— Тория! — отчаянный голос полковника Солля.

…Мягкий ковёр пригасил падение, но голова, не так давно разбитая, отозвалась болью и темнотой в глазах. Некоторое время я видел только свою руку — и руку Аланы, которую мои пальцы ни за что не хотели выпускать.

— …и приятная беседа скрасила наше ожидание…

Незнакомый голос. Чей? В комнате не может быть никого, кроме Тории, Чонотакса и нас, беспомощных, неспособных его остановить…

В нескольких шагах от моего лица утопали в ворсе дорожные сапоги. Щедро присыпанные пылью.

— …будем продолжать немую сцену?

Другой голос. Сварливый и желчный; обладатель его сидел на подлокотнике приземистого кресла, и голова его лежала, как на блюде, на широком гофрированном воротнике.

Прижимая к себе Алану, я сел. Поднялся на одно колено, отполз к стене. На нас не обращали внимания.

Безумие? Я схожу с ума?!

— А-а-а, — сдавленно выдохнул Черно Да Скоро.

Он стоял, опершись о широкий стол. Он казался самым старым во всей комнате, а ведь большинство собравшихся разменяли, по-видимому, вторую сотню. Он держался за грудь и шумно, с присвистом, дышал.

— А-а-а… Конечно. Как я мог предположить, что господа призраки пропустят последний акт… Последнюю сцену нашего маленького представления? Под названием «Тук-тук» — «Кто там?» — «Откройте»?..

— Не бойся, — шёпотом сказал я Алане.

Она дрожала.

— Я рад всех вас видеть. И вас, — Черно Да Скоро поклонился обладателю пыльных сапог, — вас, великий маг Ларт Легиар, победитель Мора, Сражавшийся-с-Чужаком…

— Великолепный гобелен, — отозвался тот, задумчиво изучая стену. — У меня были произведения такого класса, два-три, не больше…

Половина его лица оказалась съедена сплошным слоем шрамов, и один глаз смотрел слепо, зато другой — язвительный — похож был на затаившуюся в глазнице осу. Это и есть Ларт Легиар?!

— Ретано, мне страшно, — шёпотом сказала Алана.

— Великолепный гобелен, — с удовольствием повторил великий маг. — Помнишь, Марран?

От окна обернулся высокий старик… впрочем, сейчас я не назвал бы его таким уж старым. Человек неопределимого возраста — так было бы точнее.

Черно Да Скоро поклонился ещё ниже:

— И вас, господин Скиталец, он же Руал Ильмарранен по кличке Привратник, он же великолепный Марран…

Я уставился во все глаза — теперь уже на Скитальца.

— Этот гобелен, — сказал ещё один незнакомый голос, негромкий, одним звуком своим вселяющий спокойствие, — принадлежал в своё время моему учителю Орлану…