Виктория Авеярд: Алая королева

Звали его Килорн Уоррен. Ученик рыбака, сирота войны, пожалуй, единственный мой настоящий друг. Детьми мы часто дрались, но теперь повзрослели. К тому же Килорн был на добрый фут меня выше, поэтому я остерегалась с ним заводиться. Своим высоким ростом он вообще вовсю пользовался, дотягиваясь, например, до самых высоко прибитых полок.

— Ты становишься проворнее, — высвобождая руку от захвата, засмеялся он.

— А ты, наоборот, медлительнее.

Парень округлил глаза и вырвал яблоко, зажатое у меня в руке.

— Гизу ждать будем? — кусая яблоко, спросил он.

— У нее на сегодня дела… работает.

— Тогда пойдем, или ты хочешь опоздать на зрелище?

— Ни за что! Это стало бы трагедией всей моей жизни.

— Ай-ай-ай, Мара! — шутливо грозя мне пальцем, произнес Килорн. — Это должно быть в радость.

— Я тебя предупреждаю, дурная голова…

Но парень уже двинулся вперед. Ступал он широко и быстро, так что мне едва не пришлось перейти на бег, чтобы его нагнать. При ходьбе Килорн раскачивался из стороны в сторону. Он называл свою походку морской, хотя ни разу не ходил далеко в море. Для выработки привычки вполне хватило долгих часов, проведенных стоя в лодке хозяина, пусть даже зачастую они рыбачили на реке.

Как и мой папа, отец Килорна отправился воевать: мой вернулся без одной ноги и с больным легким, а вот останки мистера Уоррена доставили домой в обувной коробке. Вскоре после этого мать Килорна сбежала, оставив сына выживать, как хочет. Он очень голодал, но при этом продолжал со мной драться. Мне приходилось его подкармливать, а то избивать обтянутый кожей мешок с костями — небольшое удовольствие. И вот, по прошествии десяти лет, он стал учеником рыбака и на войну не пойдет.

Когда мы добрались до подножия холма, толпа стала еще оживленнее и многочисленнее. Люди толкались и оттесняли друг друга. Мероприятия на Первую пятницу обязаны посещать все. Исключение составляют случаи, когда тебе приказывают заняться «особо важным делом», если, конечно, вышивание по шелку, как в случае с моей сестрой, можно таковым назвать. Серебряные вообще любят изделия из шелка. Даже стражников, по крайней мере некоторых из них, можно подкупить вышитыми моей сестрой вещами. Не то чтобы я много об этом знала…

Тени вокруг нас удлинялись, пока мы взбирались вверх по каменным ступеням на вершину холма. Килорн преодолевал за раз по две ступеньки, оставляя меня позади, а потом останавливался и ждал меня. Взирая на меня сверху вниз своими зелеными глазами, он то и дело отпускал шуточки.

— Иногда я забываю о том, что у тебя ноги ребенка.

— Зато не мозги, как у тебя.

Проходя мимо, я легко чмокнула его в щеку. Он рассмеялся.

— Ты сегодня ворчливее, чем обычно.

— Не люблю я все это.

— Прекрасно тебя понимаю, — посерьезнел Килорн.

И вот мы вышли к арене. Над головой пылало знойное солнце. Арену построили лет десять назад. Это, без сомнения, самое огромное строение в Сваях. Конечно, наша арена — ничто по сравнению с грандиозными сооружениями в больших городах, но вздымающиеся вверх стальные арки и тысячи квадратных футов бетона у любой поселковой девчонки могут вызвать полнейший восторг.

Повсюду в толпе видны были стражники в черно-серебристой форме. Сегодня — Первая пятница, и стражники едва сдерживали свое нетерпение. Вооружены они были револьверами или небольшими пистолетами, но это скорее дань традиции. Никто не посмеет угрожать стражникам. Они серебряные, а серебряным нечего опасаться со стороны красных. Все это знают. Мы им не ровня, хотя с первого взгляда и не скажешь. Единственное явное отличие состоит в том, что серебряные ходят, гордо выпрямившись, а наши спины сгорблены тяжелым трудом, тщетными надеждами и молчаливым недовольством тем местом, которое мы занимаем в обществе.

Наша арена не крытая, поэтому здесь так же жарко, как и везде. Килорн, поднимаясь на цыпочки, как обычно, повел меня туда, где было некое подобие тени. Настоящих деревянных скамеек на арене не было. Обычные люди сидели просто на бетоне. Только благородные серебряные наверху имели возможность сидеть в тени и прохладе удобных лож. Там к их услугам — прохладительные напитки, всевозможные яства, лед, даже в самый знойный летний день, мягкие стулья, электрический свет и другие радости жизни, недоступные мне. А серебряные ничего этого не ценят и время от времени жалуются на «нестерпимые условия». Если мне выпадет шанс, я им покажу, что значит нестерпимые условия. Все, что у нас есть, — бетонные сиденья и большие видеоэкраны, цвета которых отличаются излишней пестротой, а звуки прямо-таки оглушают.