Дмитрий Колотилин - Завтра Война (СИ)

Вот и я шёл быстрым шагом, стремясь на зов, слабым импульсом разносящийся во все стороны в надежде, что хоть кто-то услышит и успеет прийти на помощь. И я услышал, сначала не зов, но страдания, растекающиеся по округе эманациями угнетающей ауры. Те уже не утратили свою силу принудить небеса пролиться дождями, дабы оплакивать страдающую частицу мироздания, да и не потревожат прилегающую под облаками птицу, как и кого бы то ни было. Но я почувствовал, обратив свой взор и увидев слабую искру пока ещё живого существа среди серости и черноты обескровленной чащобы.

Тело само рвётся вперёд, игнорируя омертвевшие деревья, ставшие ссохшимся буреломом, когти с лёгкостью разрывают паутины мрака, впившегося в некогда полные жизни растения. Резкие попытки впиться, сковать, опутать истлевают, как только навстречу вырывается всполох белого пламени.

«Осталось самую малость. Держись, слышишь, держись!»

Поваленные стволы многовековых исполинов в миг превращаются в разлетающуюся во все стороны труху, усилившаяся в близости аура тоски и горечи, перемешанная с болью и сожалением, пробудила внутри меня, казалось бы, закостеневшие чувства сострадания и сопереживания. Былая безучастность в конец сгорела в пожарище внутреннего пламени, поглотившего остатки косности и бесчувственности, когда-то позволявшей смотреть на гибель и муки других людей по телевизору как интерактивное шоу, утоляя жажду чужой крови и насыщаясь горем тех, кого я никогда не знал.

И нет более для меня понятия «чем хуже другим, тем лучше мне», и даже врагам я буду желать лишь добра, а моё добро с клыками и когтями, покрытыми мифриловой сталью и объятыми пламенем.

- Держись! - выкрикивая, врываясь на заболоченный берег и обращаясь к тому, кто сейчас был под чёрной жижей, постоянно пускающей рябь, будто бы шевелились бессчётные змеи в одном гнезде

Шаг в болото, и нога скрывается до самого колена, второй шаг, и тело погрузилось до пояса. Шевелящая жижа будто бы облепила в попытках присосаться тысячами присосок, в отвращении поднимаю руку и осознаю, что не змеи копошатся вокруг, гигантские для своих размеров пиявки пытались, присосавшись прогрызть сталь и добраться до тёплой крови. На последних силах, борясь с собственной брезгливостью, сдерживаю желание высвободить пламя и сжечь болото. Всепожирающая стихия в миг расправится с червями, но и не пощадит молящего о помощи.

Чернота болота посерела, проявляя мириады копошащихся свечений, источающих лишь ауру голода, сквозь которую пробивались слабые всполохи иной сути, сознания, разумного и прекрасного, но истерзанного и угасающего. Окружающий мир предстал иначе, не окрасившись в монотонную серость, но каждая травинка, каждое деревце, каждая некогда живая сущность источала пусть и слабое, но сияние собственной жизни, тонкие ниточки шли по их телам. Взгляд на переполненное паразитами болотце, незримые внутренние нити, скрепляющие сути с плотью, напряглись, тянущиеся ото всех тёмные нити встрепенулись в попытке воспрепятствовать, но ничтожные существа не способны даже таким числом противостоять воле Палача Смерти, приводящего приговор в исполнение. Безмолвный заастральный вскрик мириад вспыхивающих сущностей, и болотце вмиг обезгадилось, густея от переполнившего жижу тлена.

- Держись! – вскрикиваю зверем, бросаясь в жижу и сдерживаясь от навалившейся боли, пронизывающей каждую частицу не тела моего, но самой сути: - Держись!

Руки потянулись ко дну, осторожно беря нечто громоздкое и тяжёлое, внутри которого, сжавшись, пряталась почти угаснувшая суть ребёнка. Тяну назад, борясь с топким дном и вытаскивая на берег, шаг, следующий, дно чуть окрепло, ещё пара шагов, вода опустилась до пояса, ещё шаг, ступня придавила мягкий прибрежный мох. Стискивая зубы, затягиваю нечто, погрязшее в чёрной гнилостности и застарелом мху, зацепившем коряги и ветви, что когда-то упали в жижу и утонули. Но я не обращал на все это внимание, видя, что внутри вот-вот погибнет дитя.

«Лечить, как? Нет, не поможет исцеление, оно уходит. Нет! Держись!!! Я помогу! Живи! Держись!!!»

Руки легли на тело, мысленно тянусь к истаивающей сути, взывая и прося принять помощь. На мгновение перевожу взор к небесам, высматривая в паутинах мироздания те узелки, что принадлежали этому созданию. Кажется, проходит вечность, пока отыскиваю тот самый, что сиротливо мерцал, ещё не утратив память прежней связи. Тянусь к сплетению, одновременно пытаясь удержать суть создания, окончательно утратившего силы для борьбы. Мгновение, и, кажется, уже я теряю собственные силы, но продолжаю бороться, хотя боль все больше заволакивает сознание, и тело начинает исходить судорогой, утрачивая собственную связь с моим сознанием, втягиваемым в серость Небытия следом. Но бросить я не могу, нет, ведь это дитя так сильно взывало о помощи, борясь до последнего, и я буду не я, если сейчас отступлю и дам ему умереть.