Сергей Байбаков: Курган 2. Лесные Боги

Спину жгло так, будто меж лопаток раскаленный нож воткнули! Прозор посерел. По лбу текли крупные капли пота. Тело пробрала холодная дрожь. Да что ж такое! Только отъехали от зимовья – и на тебе! Дыхание перехватило: ни вздохнуть, ни выдохнуть! Боль переместилась левее – к сердцу. Поколола грудь и исчезла так же внезапно, как и появилась.

Прозор перевел дух и медленно повернулся в седле. Боялся, что неожиданно возникшая и так же неожиданно пропавшая боль вернется. Снова ткнет под сердце. Нет – обошлось. Что это было? Непонятный, нежданный и резкий удар пришел сзади, от охотничьего зимовья, в котором они ночевали вместе с отрядом викингов.

У зимовья стоял ярл Витольд. Увидев, что Прозор оглядывается, и смотрит на него, викинг поднял в прощальном приветствии руку и заулыбался. Только скверная улыбка вышла у ярла. Как звериный оскал. Ярл Витольд вскочил на коня, и, хлопнув клешнистой ладонью по крупу, погнал жеребца вслед своего отряда. Вестфолдинги скрылись за деревьями.

Вроде бы и ничего особенного – викинг ждал, пока отъедут венды. Провожал. Только вот Прозор видел полные злобы глаза вестфолдинга. Не просто так ярл смотрел им вслед. Не просто так… Люто ненавидел, темные чары насылал.

«Эге, – подумал Прозор, – да никак Витольд с черным колдовством знается? Так-так…»

Дружинник быстро глянул на своих друзей: княжича Добромила, старика Любомысла и двух молодых увальней – дружинников Борко и Милована. Не почувствовали ли они чего? Не садануло ли по ним странной болью? Нет, едут спокойно. Только княжич Добромил бледен. Под глазами у мальчишки обрисовались темные круги. «Ну это от пережитого и бессонной ночи, – решил Прозор. – Отдохнет – все пройдет…»

А княжеский наставник Любомысл хмурился: мало всякой дряни прошедшая ночь принесла! Всем досталось! Сразу же шесть погибших дружинников по лунной дорожке к Велесу ушло. Их, бедолаг, нежданная волна накрыла. У остальных нежить души высосала и неведомо куда унесла. Да один упырь-албаст, что Борко чуть заикой не сделал, чего стоит!

Хорошо, что эта нечисть в башню не вошла, иначе бы смерть быстрая и худая всех постигла. А каменные валуны, что невидимая глазу летучая нежить градом на башню обрушила? А твари мерзкие да невиданные, что из провала в Гнилой Топи наружу ползли? А змей многоногий, прозрачный, что башню обвивал, призрачным ядом на каменные плиты капал? Хорошо, что хоть в море ушел – прочь от этих мест. Да, было над чем поразмышлять.

Мысли старого морехода перешли на другое ночное видение, на укутанный в хламиду призрак, который хохоча листал истрепанную книгу на всей ночной жутью.

Кто он? Какие темные силы призывал? Сейчас Любомысл понял, что этот хохочущий морок и есть главная причина всех бед.

Да-а… Иному за всю жизнь столько страхов не выпадет, сколько за несколько ночных часов на их долю привалило. Чудом живы остались. Раны не в счет. Да и ранами-то назвать сложно: подумаешь, его камнем по башке садануло, Борко руку перебило, и Велиславу бок помяло. Заживет. Казалось, что все позади, но старика снедала непонятная тоска. Еще не все закончилось, ох не все!

И тут у Прозора заломило виски. Порой с сильным дружинником такое случалось. Да ладно, если бы голова просто болела, это не страшно. Живущие в лесах венды умели приглушать – даже на длительное время – любую, временами казалось нестерпимую боль.

Этому умению вендские ребятишки обучались с младых ногтей. Для этого надо только проговорить про себя, а лучше прошептать вслух заветные слова. Пошептав, представить себе, что боль не так уж сильна, и погрузившись в нее, отдавшись всецело, нащупать ее слабое место и представить, что боль тает, будто весенняя сосулька на солнце.

И хотя у каждого рода заговор был свой, соплеменники всегда приходили на помощь друг другу. Ведь у каждого венда был свой прародитель – мудрый, ловкий и сильный зверь. А лес роднит то, что звери, живущие под его сенью, друг без друга просто пропадут.

Благодаря такому способу, уже будучи подростками, венды не обращали особого внимания ни на серьезные раны, ни на сильные ушибы. Силы воли и продолжительности заговора хватало, чтобы легкой ногой добраться до знахаря или ведуна – умеющих помочь в неожиданной беде.

А если уж приходилось совсем туго (придавило ль деревом, переломав кости, или серьезно покалечил лесной зверь) и подмоги ждать было неоткуда, то обращались за помощью к самому Лесу. Лес помнит и добро, и зло. И отвечает: добром – на добро, а злом – на зло. А венды Лесу зла никогда не чинили. Не получилось бы. Они его часть, такая же, как и живущие в нем звери.