Надежда Сергеева - Сила Берендея с нами навек

– Будет тебе табун лошадей и полная юрта баб. Кликнуть Тираха!

Воин стремглав кинулся выполнять поручение темника.

– Сколько тебе лет, советник воеводы?

– Двадцать восемь лет и столько же зим.

– Мудер! Крепость возьмем, будешь моим советником.

Из кувшина налил в рог кумыса, подал перебежчику.

– У тебя братья и сестры есть?

– Нет никого – гол, как сокол.

– Разве соколы голые?

– Так в народе говорят, мой хан.

– Я не хан, но сын хана от русской наложницы. Будешь при мне – научишь вашей народной речи. Ты женат?

– Не-ет…, но мечтаю.

– Будут деньги, будут жены – верно служи.

– Яки пёс!

Вошел Тирах, с достоинством преклонил голову перед ханским военачальником.

– Звал, Анбар?

– Есть у тебя товарищ – староста в урусском селении?

– Есть, отважный.

– Немедля пошли за ним.

– Зачем, о меч, разящий врагов.

– Я велел.

Тирах откашлялся, повертел головой, будто легкий шарф китайского шёлка душил его отечную шею и тихо сказал, чтобы слышал только Анбар.

– Я не простой купец. Я специальный посланник хана Барыса в урусские земли. У тебя нет права приказывать мне.

– А кто помешает мне бросить тебя связанным на муравьиную кучу?

– Гордость, наихрабрейший. Меня похоронят с почестями, а твою голову насадят на копье у ханского шатра.

Некоторое время два печенега разили друг друга взглядами. Анбар уступил.

– Можно взять Ужгорскую крепость малою кровью. За это хан на кол не посадит?

Пряный запах лечебных трав наполнил опочивальню. Старуха-ведунья тихонько водила слегка дымящим пучком трав над лежащей на кровати с закрытыми глазами Дарёной и что-то шептала. Потом затушила пучок в ендове с родниковой водой и повернулась к Всеславе:

– Больше не будут твою дочь злыдни пугать. Пои её на ночь моим отваром, и сон крепок будет.

– Спасибо тебе, бабушка, – жена воеводы приняла из руг ведуньи баклажку с питьем.

– Да, погоди ты благодарить, – осерчала ведунья. – Сны дочери твоей вещие. Беду чует девонька, вот и кричит по ночам. Молитесь Ладе-Рожанице да Макоше, пусть отведут ворогов от ворот. Знаю, нет больше капища. Так ты сверни из чистой ширинки матрешку, намажь ей очи сажей, а губы мёдом, и на рассвете покажи её Яриле, а на закате к Макоше обратись с такими словами: «Матушка моя, Макоша наша! Благослови дитя моё, чтобы болезнь ушла из тела, чтобы покой вернулся в сны, чтобы была счастлива дочь твоя Дарёна. Слава Макоши!»

Старуха собрала в узелок свои снадобья, поправила Дарёне одеяло, погладила по волосам:

– Спи, а Лада с Макошью твой сон остерегут, – и вышла.

Всеслава прилегла рядом с дочерью, стала её оглаживать и тихо петь колыбельную.

– Вижу! Вижу! Смерть твою, хан, вижу! – шаман стучал колотушкой в бубен, кружился на месте, так, что мельтешило в глазах. – Птица-ворон к тебе прилетит с вестями. Поверишь этим вестям, в поход пойдёшь, а там ждёт не дождётся тебя смертышка лютая! Сам голову сложишь, и ханство твоё потеряют наследники.

Шаман резко остановился, вскинул над головой бубен, стукнул в него последний раз и рухнул на ковёр.

Хан Барыс терпеливо ждал, когда шаман очнётся. Он привык прислушиваться к словам любимца Богов, потому и часто принимал верные решения. За это умение ходила за ним слава человека мудрого и удачливого. Нынешнее камлание повергло хана в уныние, ведь он надеялся еще до снега пойти в поход на урусские земли.

Шаман зашевелился и, кряхтя и постанывая, поднялся на ноги, пошатнулся и тяжело опустился на подушки возле хана. Барыс подал ему чашу с кумысом.

Шаман медленно тянул напиток и из-под лисьего малахая всматривался в лицо хана. То, что он увидел, ему не понравилось – хан был не доволен.

– Духи сказали мне, чтобы до снега ты не ходил на урусов. Я видел, как речная вода смешивалась с твоей кровью… о, мой хан, – прерывающимся голосом проговорил шаман. – А после снега, ближе к весне поход будет успешным.

– Иди, – махнул в сторону полога хан. – Я думать буду.

Дарёна сумела осторожно выбраться из крепости никем не замеченной. Её путь лежал по лесу к любимому месту в самой чаще. Там, у заветного дуба, она устроила своё маленькое капище во имя доброй богини Дивии. Добравшись до старого дерева, Дарёна достала из потаёнки узелок, где хранились припасы и вырезанный из бересты кап:

– Добрая Дивия, тебя прошу, сохрани от беды родителей моих и друга моего, Малушку.

Дарёна помазала живот капа жиром, рот – мёдом, уложила всё обратно в узелок и стала прятать под корни дуба. Но вдруг её рука нащупала в глубине поклажу. Но достать никак не смогла. Она обошла дуб с другой стороны, раскопала листья и под ними кожаный кошель.