Лилит Мазикина: Волчьим шагом, или Время для сказок

Небо светлеет, и я чувствую, что у меня больше нет сил. Я вижу большое дерево с дуплом у земли, забираюсь туда и засыпаю.

Во сне я снова оказываюсь на реке, но теперь вода кругом грязная. Я погружаюсь в неё, но не полностью; моё лицо на границе между водой и воздухом, и тина облепила его. Течение несёт и несёт меня. Мне очень холодно, а грудь болит оттого, что не могу вдохнуть.

Когда я просыпаюсь, уже день. Меня трясёт, мне сразу жарко и холодно. Болят колени, локти, плечи – их словно выворачивает кто-то невидимый. Трудно дышать, всё время кашляю. Тина и грязь засохли на мне, и кожа чешется. Свет режет глаза. Хочется есть и пить, но я в состоянии только отползти в кусты по нужде и так же вернуться обратно. Плохо, мне очень плохо. Я сижу на траве, закрыв лицо руками. Я раскачиваюсь и скулю. Потом приходит ночь. Потом снова день. Я засыпаю. Просыпаюсь от дождя. Сначала несмелый, он вскоре превращается в холодный ливень. От прикосновения воды, которая мне кажется ледяной, всё болит. Но я рада, потому что могу утолить жажду. Я набираю воду в горсти и пью, снова набираю и снова пью. Очень сильно болит голова. В животе от голода будто бритвы с иголками. К утру дождь стихает, а я нахожу силы встать. Мне надо найти еду. Я бреду, шатаясь от боли и слабости, наугад. Меня сотрясает кашель. Я стараюсь сдерживать его. Мне кажется, что кто-то злой может его услышать и напасть на меня. Раскисшие ботинки мешают; я снимаю их вместе с носками и оставляю. Потом я снимаю волглый жилет и тоже кидаю. Без него рубашка, наконец, высыхает, идти становится легче. Я не разбираю дороги, и сучья царапают мне ноги, руки и лицо; я прикрываю ладонью глаза. Наверное, я прошла уже почти весь лес. Значит, я скоро выйду к людям и поем.

Я выбредаю на небольшую поляну на берегу лесной реки. В ней вода тёмная, но нет ни тины, ни мусора. Полянка покрыта молодой травой, и по этой траве раскидана мужская одежда: рубашка, джинсы и трусы. На ветку одного из прибрежных кустов нацеплена шляпа. Я застываю на границе между лесом и полянкой. Я не вижу мужчины, хотя понимаю, что он где-то здесь. Я смотрю на воду. Из неё выныривают голова – лицо облеплено волосами – и плечи. Поводя руками, мужчина плывёт к берегу. Потом встаёт в воде и убирает с лица волосы. На меня взглядывают яркие синие глаза.

Я гляжу на волка, и он, застыв, глядит на меня. Его тело блестит от воды, цветом оно – как топлёное молоко. Тёмные соски и впадина пупка делают его туловище похожим на строгое, чуть удивлённое лицо. Он шевелит губами, словно что-то говорит мне, но я ничего не слышу. Он говорит снова. Я просто смотрю и смотрю на него. Я не могу понять, что лучше: попросить у него помощи или уйти и спрятаться. Но я чувствую, что больше не могу идти. Я слишком слаба, слишком устала.

Волк перестаёт говорить и, поглядывая на меня, просто выходит на берег. Неторопливо, не делая резких движений, натягивает прямо на мокрое тело бельё, одежду. Я настороженно слежу за ним. Шляпу он надеть не спешит, держит в руке. У него снова шевелятся губы – я не слышу ни звука. Кажется, волк это понял и осторожно подходит ко мне, протягивая руку. Трогает моё плечо, мой лоб, хмурится. Берёт меня за руку и ведёт через поляну. Там, почти у кромки воды – узкая тропинка. Мы идём по этой тропинке – я еле переставляю ноги – пока не выходим к маленькому домику на опушке. Возле него стоит женщина и мешает большой ложкой в кастрюле, установленной на походной плите. Под кастрюлей пляшет рыжий огонь. Увидев нас, женщина взмахивает руками, быстро-быстро шевелит губами – её я тоже не слышу. Потом она бросает ложку на колченогий деревянный столик поодаль от плиты и быстро подходит ко мне.

Волк не заходит за нами в дом. Внутри только одна комната. Женщина ставит меня посередине, трогает лоб, раздевает. Уходит в маленькую дверку и возвращается с мокрым полотенцем, трёт им мою кожу – мне неприятно, но я не могу сопротивляться, у меня нет сил. Надевает на меня длинную рубаху. Вычёсывает мне волосы щёткой и только после этого даёт лечь в кровать. Я прошу поесть. Она залезает в узкий буфет, вынимает оттуда разную еду, приносит на тарелке. Я пытаюсь сначала взять печенье, но мне трудно жевать, и я съедаю несколько кусочков сыра, скорее давя их и обсасывая, чем кусая. Потом я засыпаю.

Терпеть не могу просыпаться под чьим-то взглядом. Едва разомкнув тяжёлые веки, я сердито бормочу:

– Кристо, нельзя не таращиться на меня с утра пораньше? Мне и так тяжело просыпаться.

– Ты меня помнишь? – уточняет «волчок». Хотя нет, уже «волк». Он же отделился. А жаль. С удовольствием бы погнала его варить кофе. Я со вздохом отлепляюсь от подушки, пытаясь усесться поровнее – первый и очень важный шаг к тому, чтобы встать и пойти приготовить себе чашку целительного зелья.