Уайт Визард - Диорхинийская сага. Начало пути

– Говорила тебе, дурень, не жги костер – навлечешь беды!

– Откуда же я знал, что его будет видно кому-то, – оправдывался в ответ худощавый мужской силуэт.

Их голоса с каждым метром становились все более отчетливыми, но, похоже, самим хозяевам казалось, что их не слышно вовсе.

– А вдруг это сборщик налогов? – опять строго заверещала женщина.

– Что делать сборщику налогов в такой час? – недоумевая, спросил в ответ мужчина.

Финли, в конце концов, доехал до забора вокруг двора хибары и смог внимательно разглядеть женщину у костра, чье лицо озарял свет ярких языков пламени. Она оказалась полноватой холопкой, не совсем еще старой, но уже перекатившей за средний возраст, с растрепанной копной волнистых волос, торчащих во все стороны, одетой в рваную льняную котту темно-зеленого цвета. Женщина сделала то же самое и внимательно изучила Финли. Через некоторое время после взаимного безмолвного осмотра она наиграно улыбнулась Финли и нарочито любезно спросила:

– Чего желает господин в наших краях?

– Добрый вечер! Я устал сегодня в дороге и мне нужен ночлег. Не пустите ли меня к себе? – учтиво спросил Финли, внимательно разглядывая их хозяйство и костер, разгоревшийся настолько сильно, что уже было сложно понять, что в нем жгли.

– Хибара наша мала и вам вряд ли будет уютно у нас, – произнес мужчина. Он был примерно такого же возраста, что и женщина в лохмотьях. Волосы у него были седоватыми, но лицо еще совсем не старым, а сам он был суховат и поджар, что определяло его отличную физическую форму.

– Мне совершенно не нужен уют – лишь кровать и крыша над головой. Я готов заплатить вам, – произнес Финли, пытаясь убедить их пустить его в дом.

– Ну, если вас устроит кровать с соломенной подстилкой, то тогда, пожалуйста, – сказала женщина. – Но вот с ужином будет проблема – наша еда вам однозначно не понравится – мы едим лишь кашу.

– Ничего страшного, у меня имеются свои припасы! – радостно произнес Финли и спрыгнул с Яблочка на землю. – Есть еще одна просьба – накормите и напоите моего коня, пожалуйста, и загоните его в амбар.

– Ценаш, слышал, что сказал благородный господин? Чего стоишь? Бери лошадь и веди её в постой! – грозно приказала женщина. Суховатый и поджарый холоп, не медля, подбежал к Финли, суетливо взял коня за узду и повел его во двор.

Финли успел заметить на шее мужчины, чье имя, по всей видимости, и было Ценаш, связку с зубами какого-то животного. Она была выполнена в виде некого амулета, а зубы на ней были от хищника – их было три-четыре, и они потемнели от времени. Он не замечал прежде подобных культовых вещиц на крестьянах Друальского графства. Ему показалось это интересным, но он не стал углубляться в размышление о предназначении этой связки зубов, ведь усталость брала свое, и ему скорее хотелось поесть и лечь спать.

– Лумпита, кормить лошадь нечем! – вдруг произнес Ценаш, остановившись на полпути к постою.

– Господин, простите дурака – он не соображает, что говорит! – сказала женщина, лукаво улыбнувшись Финли. Затем она повернулась в сторону Ценаша и грозно прокричала:

– Идиот, дай лошади яблок, что валяются за домом!

– А у вас в хозяйстве разве нет живности? – удивленно спросил Финли. Было довольно странно, что крестьяне не держали одного, двоих хряков на мясо – все так делали.

– Мы только недавно сюда переехали и еще не успели завести скотину, – начала оправдываться Лумпита. – Вскоре заведем.

– Понятно, – сказал Финли. – Ну, ничего страшного: мой конь до жути любит яблоки и с удовольствием поест их вместо сена. Его, кстати, именно из-за любви к яблокам и зовут – Яблочко!

– Яблочко! Какое отличное прозвище для лошади, господин! У вас очень красивая лошадь, – льстиво заверещала Лумпита.– Господин, пойдемте со мной – я отведу вас в дом!

Лумпита взяла Финли за руку и потянула за собой по направлению к входной двери дома. Финли почувствовал, что её ладони были грубыми и шершавыми: видимо, она вовсе не следила за кожей рук. Пройдя через низенький проем, они попали внутрь хибары. В ней было отвратительно: немытые, темные от сажи полы, каждый шаг по которым сопровождался поскрипыванием; главная комната дома была плохо освещена несколькими свечами, стоявшими на столе у маленького оконца; в доме была каменная печь, которую не топили, потому что на улице было тепло; хозяйская кровать на двоих стояла у дальней стены комнаты, и на ней небрежно лежали темные от грязи одеяло и подушка.