– Скажите, пожалуйста, а возможно ли, не становясь бессмертным, прожить сотни жизней одновременно?
Авторитетный йог на мгновение будто замер, затем встряхнувшись внимательно каким-то своим, особенным образом прищуренным глазом посмотрел на Таира и спросил его:
– Вас как звать, молодой человек?
– Таир.
– Таир, зовите меня Рыбак. Я обязательно отвечу на ваш вопрос, если позвоните мне после семинара в любое время вот по этому телефону, – и протянул ему свою визитку. Таир визитку взял, а на следующий день, не дожидаясь окончания практикума, уехал домой.
Почти через десять лет после того семинара, когда они стали уже не просто хорошими знакомыми, а почти друзьями, авторитетный йог с Таиром сидели в кафе и тихо разговаривали о том, что было понятно только йогу. Пока только ему. Таир понять лишь пытался.
– Таир, скажите, пожалуйста, а как будет ваше полное имя?
– Альтаир.
– В честь звезды?
– Ага.
– Что ж, сударь, по сути, то, о чём вы меня спросили, – вещь очевидная. По какой бы лестнице вы ни взбирались – результат всегда виден только с последней ступени.
– Слушай, давай на ты. Ну какой результат? Зачем такие аллегории? Что за сложности?
– Хорошо, на ты, значит, на ты. Да никакой аллегории и никаких сложностей. Ты никогда не знаешь, что увидишь с последней ступени, пока не поднимешься на неё. И результат не зависит ни от какого твоего желания, или знания, или интуиции. Тебя встретит голая реальность. Может быть, это будет крыша, а может, это будет пропасть.
– Да ведь это просто рассуждение, не более.
– Допустим. Для тебя. Но ведь опыт, даже твой опыт, уже говорит тебе, что я прав. Если желаешь, я могу и на примере доказать.
– Изволь.
– Когда-то я уже рассказывал тебе про восемь восприятий, точнее, про четыре восприятия и по два варианта их фиксации – итого восемь.
– Говорил.
– Мы же с тобой учёные и вполне можем порассуждать. Вот, допустим, видишь ты человека – пусть знакомого, где-то, пусть в саду-огороде, который ежедневно достаёт откуда-то лестницу и несёт в сторону высокого сарая. Там он приставляет её к стене и взбирается на крышу. Взобравшись, что-то там делает и через какое-то время, довольный, спускается, забирает лестницу и куда-то её уносит. Его умиротворённый вид не даёт тебе, сударь, покоя, и ты уже замучился в своих догадках. Стало охота узнать, что же там такое на крыше делает этот человек. Чего только уже ты не предположил, но у тебя нет лестницы, а попасть на крышу надо и самому увидеть, что же там происходит. Выход один – когда твой знакомый поднимется и скроется где-то там наверху, ты поднимешься за ним следом и хоть краем глаза, но увидишь то, что рассеет подозрения и домыслы.
– Уже интересно…
Узор №5
Детство
Описывать детство Таира нет никакого смысла – об этом есть целая, с хвостиком, книга 1 1 «Сказки Вселенной ОМ».
, поэтому можно смело продолжить с кажущихся действительно важными событий.
Воспоминаниям своим Таир никогда не придавал исключительного значения. Первое, что всплывало у него в памяти о себе самом, это что-то тёмное, тёплое и влажное. Точнее, он находился в темноте в тёплом океане, в котором ему было уютно и сытно и хотелось пребывать вечно, почти не двигаясь.
Второе – короткое, как вспышка. Ему перерезают пуповину. Тут Таир никогда не сомневался, потому что слово «пуповина» впервые прозвучало для него именно здесь. Как он мог видеть сам себя, да ещё и помнить об этом, он понятия не имел, да и никогда не морочился на эту тему.
Третье – его взвешивают на весах. Таких белых, в форме люльки – для новорождённых. Затем кладут на стол и зачем-то чертят химическим карандашом на животе полосу поперёк, которую потом измеряют оранжевой сантиметровой лентой.
Четвёртое – он с отцом в деревне N. Они смотрят в окно второго этажа роддома, и отец показывает ему на его мать, держащую в руках новорождённого. «Смотри, какой маленький», – произносит отец. Это воспоминание было самым чётким и самым непонятным для Таира, потому что если маленький был его младшим братом, то тот родился в городе. А вот он, Таир, как раз был рождён в роддоме деревни N.
Все эти ранние воспоминания Таир нёс в себе, как что-то обычное. То есть никогда не возвращался к ним и не носился с ними, как с «нечто», – они были естественны. И только когда ему было около двадцати и он в какой-то пьяненькой компании выдал их «на-гора», а его подняли на смех, он закусил язык. И больше о его ранних воспоминаниях никто никогда не слышал. Единственное, чему он тогда удивился, так это тому, что никто из присутствующих не помнил свою жизнь раньше своих четырёх-пяти лет. И это было самым непонятным для него – чего там помнить-то? Вот четыре года, вот три года, вот два года – конечно, не всё как на ладони, но отдельные моменты всегда всплывают, если их начинаешь извлекать. Но в этом вопросе окружавшие Таира люди всегда неожиданно для него тупели и начинали его убеждать в том, что помнить о чём-то ранее пятилетнего возраста природой не дано, а вот он, Таир, явно начитался фантастики. Так и повелось у него потом – всё, что было с ним необычного, люди относили к выдумке. Он же относился к этому без всякого сомнения и удачно укладывал в отдельный сундук памяти, из которого через много-много лет сложилась целая библиотека знаний, перевернувших его мир.
Читать дальше