Наконец Фланк сделал знак, призывая к вниманию.
– Итак, кто же первым поднялся на вершину? – спросил он.
– Анн или Сеиф, – сказали все. – Мы добрались сюда после них.
– Будьте же внимательны! – сказал Фланк.
– Кто же тогда?!
– Разве Анн или Сеиф пили со мной чай, ожидая вас?
И он ритуально поклонился победителю. А тот поклонился своему наставнику. Толстый Хилад выглядел вполне довольным.
– Учитель, но как же?! Почему?! – воскликнул возмущенный Сеиф. – Он не бежал с нами! Он совсем не устал, и его одежда не выглядит запылённой. Хилад сжульничал! Он приехал сюда, наверное, на той повозке. Это не по правилам!
И вот тогда-то Учитель преподал им урок. Это был первый урок боевых искусств для Анна, и запомнил его он очень хорошо.
– В бою нет правил, – сказал Фланк, – нет правильных или неправильных движений. Ваша задача состояла в том, чтобы «забраться» на смотровую площадку. Не «взойти», или «залезть», или «взбежать», а просто – «забраться». На любую вершину ведёт множество тропинок. Кто-то из вас полз по скалам, кто-то бежал по горным тропам, а Хилад выбрал для себя повозку. В чём чаще всего состоит главная ошибка бойца? Не в самом выборе, как вы можете подумать. А в том, что он станет «правильные» вещи применять в «неправильной» ситуации. Быстро бежать – правильно. Уметь лазать по скалам – правильно. Это хорошие умения. Однако правильным было бы состязаться с Анном в скалолазании или с Сеифом в беге? Нет, конечно! Хилад выбрал другое решение. И – победил.
« На любую вершину ведёт множество тропинок… »
«На любую вершину ведёт множество тропинок…»
Эти слова Учителя Анн хорошо запомнил. Может быть, поэтому он не роптал, когда его наставником стал Кон-Тикут. Придёт время – и с ним будет заниматься сам Фланк, а пока что Анн старательно выполнял те задания, которые ему давали другие мастера. На исходе второго года Учитель снова позвал его к себе.
Фланк стоял на том же месте над рекой, где когда-то они беседовали о стихах. Анн приблизился и поклонился. Не оборачиваясь, Фланк спросил:
– Ты ещё читаешь свою книгу?
Несомненно, он говорил о той, которую Анн привёз из дома.
– Да, Учитель, – ответил он, – мне нравятся её летящие, певучие строки.
– Какие именно?
– Вот, например, – и Анн продекламировал:
Не возвращайся в минувший день!
Ты – это всадник, а день – лишь дорога.
Дни – это листья осенние, много
Их облетает…
Анн запнулся, но Фланк, к его удивлению, продолжил:
…и грустная тень
Манит всегда обернуться к былому…
И снова Анн:
…Только – зачем? Если скачешь вперёд,
Знай: много нового всадника ждёт,
Много прекрасного, вот – аксиома!
– Только я не совсем уверен в слове «аксиома», – сказал Анн. – Я встречал его в книгах, а простые люди так не говорят.
– Всё правильно, оно и есть книжное.
Они помолчали.
– А не хотелось ли иногда тебе продолжить их? – полюбопытствовал Фланк. – Ведь некоторые из стихотворений не завершены, вместо окончаний в них стоят многоточия.
– Нет, – покачал отрицательно головой Анн.
– Почему? Разве не стали бы они от этого совершеннее, яснее?
Анн подумал.
– Нет, – с большей уверенностью сказал он. – Они действительно стали бы яснее, но не совершеннее, на мой взгляд. Их внутренняя гармония – в той самой недосказанности, которая на бумаге выражена в многоточиях. Их совершенство – в открытости смыслов, в незавершённости, в отсутствии предначертанности… Мне нравится, когда я читаю уже знакомое стихотворение и вдруг вижу в нём что-то новое. Это как весна: всякий год начинается с неё, но всякий раз она бывает другой.
– Весна как многоточие? – спросил Фланк.
– Пожалуй, Вы правы, Учитель. Это сравнение мне нравится.
– И ты, наверное, вот уже вторую весну пытаешься понять, по какой из тропинок идёшь и куда? Уже двое из твоих товарищей спросили меня об этом. Их не устраивают мои помощники. Они хотят заниматься у самого «великого» мастера.
В голосе его звучала ирония.
– Я не уверен, что достоин этого, – честно сказал Анн. – Если я не умею танцевать, то ведь не королевскому распорядителю танцев учить меня! Пусть вначале моим наставником будет обычный школьный учитель, а уж затем я смогу не осрамиться перед лучшим.
Фланку понравился такой ответ. Он повернул своё сухое лицо к Анну и сказал:
– Меня радует, что разум и смиренье в тебе сильнее гордыни.
Читать дальше