Куда я попал? Это же расисты, презирающие народы других планет! И почему-то обиделся:
– Мы философски необразованные, а не низшая раса.
Он не обратил внимания на мое вяканье о необразованности.
– Их уровень ограничивается горизонтом, за которым ничего не существует.
– Все относительно! – вставил я. – Раньше, ведь, ездили на повозках, и видели пространство не дальше горизонта.
Они, сканируя мои видения, игнорировали меня, словно заранее утвердились в своем мнении.
*
Холодный, неуютный чужой город, продуваемый розой ветров из-за неудачно выбранного места, нелепо подсвеченный яркими рекламными щитами.
Иду по улице главного бюрократического квартала. Как в пустыне, маячат мрачные здания, прочные глыбы министерств и ведомств, как будто построенные не людьми, а каким-то демоном. Вхожу в знакомое огромное здание Системы с античными колоннами, где я начинал работать.
Меня пригласили на совещание, как представителя набравшего опасное влияние общественного объединения. Там недавно сделали евроремонт, все переделали. Откуда у них огромные деньги? Оглядел пустые коридоры, потрогал белые стены. В новенькой столовой чужие мне люди, равнодушные. И пронзило далекое унижение, когда меня выгоняли из-за излишней самостоятельности, оно посещает меня во сне.
Система мало изменилась со времен рябого красного Нерона, кромсавшего жизнь и, наконец, поджегшего всю империю. Ее структура управления оставалась той же, возрождаясь, как феникс из пепла. Та же армия, генералы которой «докладывают» языком Книжки солдата и матроса вместо нормальной речи; те же главки, собирающие информацию со всей отрасли и анализирующие ее, как среднюю температуру по больнице; те же тюрьмы, только вконец зарегламентировавшие быт заключенных. Система заточена «на повышение материального благосостояния», то ли своего, то ли массы, это неизвестно из-за непрозрачности ее финансовых потоков. Работает как машина, в которую механически попадают живые души, по пропускам. Куда ни придешь – везде пропуска. Никто никому не доверяет.
Где-то за высокими коридорами, темными, как в судейской структуре у Кафки, кто-то таинственно вершит судьбы – опасное место, дающее возможность поддержки или предсказывающее банкротства.
За длинным овальным столом, как в потустороннем мире, сидят отрешенные чиновники из разных департаментов, каждый сам по себе. Объединила их только тревога за место в случае невыполнения нависающих указаний. Каждый заинтересован в финансировании своих статей, и боится риска.
Председатель, с загадочной фамилией Сенета, один из руководителей Системы, еще молодой, с лысиной, видной только сзади, и обаятельной ухмылкой, строго глянул на меня из холодных высот своей глобальной озабоченности. Откуда-то он мне хорошо знаком.
Оказывается, я выступаю от имени моей организации – Гражданского союза. Стесняясь, что не в галстуке, в родовом страхе перед ними, я говорил нахально – о колоссальных резервах финансирования модернизации, и что мы можем обойтись, не прося из бюджета.
На меня воззрились, как на нечто чужеродное, досадно отвлекающее. Как этот худенький мальчик – общественник сумел объединить общество в самую большую общественную организацию? И теперь угрожает потеснить власть самой Системы.
С моими предложениями об объединении общества перед грядущими угрозами, в которых я не просил денег, смотрели как на странного просителя. Что творится внутри разделенных половинок мозга этих чиновников, обязанных охранять Систему, построенную, как им кажется, высшей силой навечно и навсегда? В своей голове они четко разделяют выражение обязательной веры в общее дело, и свое тайное, подлинное, что никому не нужно и опасно. Неужели дома, в семье они иные, человечные? И все, что делают вне семьи – это хитрость, чтобы изловчиться и сохранить свою жизнь и положение? Где партия дороже, чем жена, как говорил один из воинственных авторов соцреализма. До какой же степени они абстрагируются от себя живого, чтобы так внушить себе первостепенность своей задачи, задвинув себя подлинного до неразличимости?
– Если будешь отвлекать электорат – задавим! – сказал Сенета.
Что они задумали? Трагедия не в том, что мне угрожают, а – в замороженности моей души, в одиночестве наших сознаний, не могущих соединиться.
Наверно, вид мешающего независимого общественника или предпринимателя вызывает у них нехорошее чувство. Чиновник – это особый вид существа, помещенный в психушку «вертикали власти», вне которой ему странно, что от него хотят.
Читать дальше