Григорий Кац: Письмо из прошлого

Когда началась война с немцами, Петр уже имел за плечами опыт борьбы с предателями и трусами в солдатской форме. Много было тех, кто дезертировал, прячась от войны по подвалам своих подворий. Соседи, видя неладное, «стучали» на трусов, и НКВД приходилось доставать таких «вояк» и прилюдно приводить в исполнении приказ военного времени – расстрел за дезертирство. Петр со смехом рассказывал Людмиле, как вытаскивал спрятавшегося дезертира из подвала, как тот плакал, целовал его сапоги и с соплями умолял его не расстреливать.

Свою рану в колено Петр получил в 43-м при форсировании Советской армией Днепра на Лютежском плацдарме под Киевом. Хоть руководители операции с гордостью отчитались перед Сталиным за удачную фальсификацию переправы, – солдат обмануть было трудно. Они понимали, что их гонят на убой, без артиллерии и танков, и авиации – ради другой, скрытой переправы, которая в конечном итоге увенчалась успехом для Советской армии. Вот тут-то и приходилось силой заградотрядов и показательными расстрелами поднимать «боевой дух» солдат, идущих на верную смерть. Случайная пуля раздробила Петру колено, и он почти на полгода оказался в лазарете. После выздоровления его комиссовали и направили на «воспитательную работу».

– А в основном он умный и порядочный, и я не жалею, что связалась с ним, – подытожила свой рассказ Людмила Станиславовна.

Просто, когда она рассказала Петру про свою «беду», тот несколько дней ходил хмурый и не разговаривал с ней. А плакала она потому, что Петр предложил ей бросить работу и уехать к его родственникам в Тамбов. То есть просто сбежать без спросу и официального оформления. Он сказал, что впоследствии она сможет вернуться, и они поженятся.

– Мне не нравится это предложение, как будто я дезертир, сбежавший с трудового фронта. Но Петя сказал – так надо, иначе у него могут быть проблемы из-за аморального поведения в школе. Еще Петя сказал, что сам отвезет меня на станцию, купит билет и даст письмо с адресом родственницы в Тамбове.

У Людмилы никаких родственников нет, и она вынуждена согласиться.

– Он отвезет меня на соседний разъезд, где поезда останавливаются, чтобы набрать воды, – потому что боится, что их увидят вместе и наплетут невесть что.

Они расцеловались почти как подруги и попрощались до лучших времен. Людмила обещала написать Розе из Тамбова, как только туда доберется.

– Ехать придется через Москву, – восторженно мечтала Людмила. – Представляешь?! Москва! С Киевского вокзала нужно добираться до Курского на метро! А там день пути – и Тамбов…

Петр Иванович совсем не разделял восторгов своей сожительницы. В принципе он хотел отправить Людмилу к родственникам, где она сможет спокойно родить ребенка и затем вернуться на работу в приют. Он даже убедил ее написать заявление об увольнении без даты, но его беспокоил телефонный звонок из управления НКВД.

– Петр Иванович, – сказал незнакомый полковник строгим тоном. – Чего ты там накуролесил с подчиненными? Откуда знаю? У меня там, кроме тебя, работает агентура. Они и доложили. Нехорошо, товарищ капитан. Бдительность потерял. Да я не про то. Ты мужик, и дело в общем-то житейское. Но есть проблема. Ты хорошо знаешь Людмилу? Изучал личное дело? А ты знаешь, с кем она водит дружбу и поддерживает связи? Нет? Так я тебе скажу. В Нежине есть некая семья Вербы Николая Григорьевича, бывшего репрессированного еще в 37-м. Его продержали год и отпустили, чтобы проследить его связи с националистами. Вот туда и ходит твоя пассия еженедельно по вечерам. Есть сведения, что там гнездо националистов, и на своих сходках они читают запрещенную литературу. Как ты мог так опростоволоситься? Под крылышком твоей школы враги пускают корни! Давай, решай этот вопрос кардинально, иначе будет расследование и тебе не поздоровится. На тебя уже есть ориентировка. Так что думай и решай. Даю три дня сроку…

Петр, обескураженный таким поворотом, молча ходил из угла в угол своего кабинета. Ему нравилась Людмила, потому что она была единственной душой, кто проявлял к нему не жалость и сочувствие, а уважение и, возможно, любовь. Он и сам ловил себя на нежных чувствах к этой молоденькой учительнице, почти девочке, которая доверчиво улыбалась ему и отдавалась со всей страстью первых чувств. Неужели она враг? Не похоже. Но полковник зря не будет стращать, и ему все равно, беременна Людмила или нет. «Дело житейское…» Но связь с националистами – это серьезно. Надо решать. «Своя агентура у него, понимаешь…» Следят… За каждым шагом следят, ловят каждое слово и «стучат».