Григорий Кац: Письмо из прошлого

К вагону приближался комендант станции, подполковник НКВД.

– Что за выстрел?

– Боец охраны сержант Сидоров! – отрапортовал стрелявший красноармеец. – Побег, товарищ подполковник. Вот из этого вагона.

Подполковник молча развел руками, хмуро оглядев солдата. Поглядев на майора, сказал:

– Ничего не поделаешь, приказ. Давай, майор, зайдем в помещение и составим протокол. Хоть война и кончилась, люди все равно напряжены. Ты же везешь арестантов? Вот поезд номерной, выставлена охрана. А вдруг на самом деле арестант попытался сбежать? Ты бы тогда протоколом не отделался. Сам понимаешь…

– Но ведь он видел, что это ребенок.

– Видел. Но ты знаешь, на каком языке и о чем она разговаривала со своей подружкой? Не знаешь! И солдат не знал. Подпиши протокол и оформи выбытие одного человека. Мы оставим девочку здесь и утром похороним на местном кладбище. Бывает…

Обитатели теплушки уже проснулись и рыдали навзрыд. Некоторые девочки повыпрыгивали из вагона, пытаясь подойти к Марысе. Красноармеец передернул затвор винтовки.

– Назад. Буду стрелять!

– Где есть костел? – рыдая, обратилась Роза к проходившему мимо железнодорожнику. Мужчина только пожал плечами и отвернулся. Станция была маленькая, и вряд ли кто-то знал, что такое костел.

– Марысю нужно отпевать и похоронить по польскому обряду, – обратилась Роза к матушке Софии.

– Молчи, дочь моя. Нас победители везут в свою страну из милости, поэтому ты должна молчать, что твоих родителей фашисты сожгли в печах. Мы все – дети врагов народа. Пленные – это люди предавшие свою Родину. Молчи, терпи и благодари Бога, что осталась жива.

Паровоз, набравший воды, медленно задним ходом приблизился к составу. Звякнули сцепки, зашипели ожившие тормоза. Дети забрались в вагон и закрылись в теплушке. Все молчали, всхлипывая. Поезд набирал ход. Матушка София начала тихонько читать молитву, и девочки присоединились к ней, разматывая про себя весь ужас происшедшего.

Комендант поезда медленно прохаживался вдоль теплушек, отдавая приказания младшему офицеру.

– Лейтенант, сначала будем отправлять арестованных, затем больных и раненых, а в последнюю очередь беспризорных из третьего вагона.

– Но это займет как минимум часа три, – возразил подчиненный. – Дети там задохнутся в вагоне.

– Делай как приказано. Они без присмотра, и старая монашка их не удержит. Их всех постреляет охрана. Ничего, пусть немного образумятся. Ты слышал, что произошло на разъезде?

– Слышал, чего уж там. Недоглядели…

– Уж больно ты сердобольный, лейтенант. Они – дети врагов народа. С ними нужно строго. Вот так…

И комендант сжал кулак.

– Но война уже закончилась…

– Нет, не закончилась. Ты знаешь, чьих они родителей? А сколько родичей-недобитков у них в Европе осталось? То-то. За ними глаз да глаз. У нас свои беспризорные по городам шляются. А тут еще этих корми…

– Страна большая, прокормим как нибудь. Чем дети виноваты?

Станция Нежин была заполнена ранеными, выздоравливающими, мужиками и бабами, принесшими какой-то скарб или нехитрую еду на продажу. Раненые неохотно выходили из теплушек, пересаживаясь на подводы, направлявшиеся в лазарет. Те, что поздоровее, шли своим ходом, держась за подводы. Стоял невообразимый шум и гам, какой всегда присутствует на станциях после прибытия поезда. В третьем вагоне, где ехали девочки, стояла необычная тишина. Кто-то смотрел сквозь щели вагона на непривычную суету на перроне, кто-то искал по вагону разбросанные вещи, а кто-то тихо дремал в уголке. Непоседливая Роза перебегала от одного бока вагона к другому, прислушиваясь к незнакомому говору снаружи. Вдруг она крикнула:

– Они говорят по-польски, вот послушайте.

– Это не польский, а украинский говор. Украинцы столетиями жили рядом с поляками. Поэтому ты их понимаешь. Когда ты только родилась, Сталин захватил часть польских земель и разделил с Гитлером Польшу. Эти украинцы не католики, как мы, а православные, но Господь у нас един, – высказалась монашка.

– Но если хорошо слушать, то можно понять, что они говорят, – ответила настырная Роза. —А когда нас уже выпустят из вагона?

– За нами должны приехать из приюта. А пока сидите тихо.

Наконец двери теплушки раздвинулись и строгий мужской голос скомандовал:

– Выходи по одному. Строиться…

Девочки послушно спустились на деревянную платформу и неловко построились в шеренгу, кто как.

– Вас не учили строиться по росту? – спросил офицер. Ему никто не ответил, потому что не знали языка, на котором была команда. Человек грубо схватил старших девочек, которые были повыше ростом и поставил их впереди колонны, затем оглядев всех остальных, сказал: