Александр Тихорецкий: Выстрел по солнцу. Часть вторая

Захотелось немедленно исчезнуть, раствориться вместе с образами ушедшего сновидения, навсегда спрятавшись в раковине их призрачной недосягаемости, но сон уже растаял, и знакомое чувство ответственности со скрипом, с кряхтеньем наполняло сознание гнетущей тяжестью каких-то смутных, не совсем ясных пока еще обязательств. В голове крутились варианты развития событий, словно виртуальными кирпичиками, складываясь макетами будущего, и он лихорадочно, будто игрушечный домик, пытался выстроить из них что-нибудь связное, способное выдержать, хотя бы, один критический взгляд, но все его конструкции безнадежно рассыпались, вновь и вновь оставляя его у разбитого корыта.

Господи, а ведь, даже и посоветоваться не с кем! Да, и как, интересно, он себе это представляет? Услужливое воображение тут же нарисовало среднестатистическое лицо приятеля, с вежливым интересом застывшее на экране компьютера.

«Дружище, помнишь, ты рассказывал как-то – ты девушку в карты выиграл? Ага, значит, не приснилось. Представляешь, и со мной вчера такая же хрень приключилась. Да, тоже выиграл. Ну, как, как? Вот так вот взял, да и выиграл. Да, не в этом дело! Я чего звоню… Не подскажешь, как ты разруливал все это? Да, представь себе, не знаю! Даже не представляю! Слушай, помоги, а!»

Так, что ли? Боже, какой бред!

На всякий случай он еще раз порылся в памяти – существовала еще слабая надежда, что в ворохе когда-то прочитанного и мирно пылящегося на антресолях отыщется что-нибудь похожее, что-нибудь, хоть, отдаленно напоминающее его случай, но память молчала, растерянно замерев в стыдливой немоте.

Ленский мысленно потрепал себя по плечу. Поизносился ты, братец, в своих экспериментах с одиночеством, забыл даже, как вести себя со слабым полом. Подрастерял, так сказать, былой лоск, легкость общения. Бывало, стоит тебе лишь взглянуть бегло на объект, и уже обрисован круг интересов, понятны и обозначены болевые точки, и в голове – эскиз предстоящей осады. Помнится, ты даже пари с сам собой заключал, раскалывая особенно крепкие орешки просто так, из спортивного интереса, из любви к искусству.

А сейчас? Стыдно подумать! Какая-то двадцатилетняя девчонка, еще совсем ребенок, наверняка, отпрыск какой-нибудь привилегированной фамилии, недалекая, избалованная, измеряющая все категориями глупости и самомнения, заставляет нервничать и переживать тебя, тебя, матерого волка, искушенного плеймейкера, оперирующего масштабами вечности и Вселенной! И все это только потому, что ты позволил себе немного романтики, только потому, что тебе, видите ли, спросонья что-то померещилось!

Ирония перелилась через край, материализовавшись текстом слащавого любовного романа: «Страстью дрожал его голос, прекрасные глаза затуманились слезами…»

Он зло одернул себя. Хватит юродствовать, черт побери! У него что, совсем память отшибло? Это девочка – Кэти, его спасение, его удача! Каким-то непостижимым образом судьбы их пересеклись координатами вчерашнего вечера, сложились вместе вектором тепла и надежды, победившим холод и смерть.

И неважно, кто, и какая она на самом деле, для него она навсегда останется прелестной девушкой, вместе с жизнью подарившей ему несколько минут нежности и счастья, несколько минут молодости и беспечности, словно повернув время вспять, словно снова вернув его в далекое прошлое. И пусть это было так недолго, и пусть закончилось мучительным сном и таким же мучительным пробуждением, все пережитое до сих пор колышется в нем прекрасным облаком, и он благодарен ей, безмерно, безгранично, благодарен и обязан.

Неожиданная волна нежности заволокла сердце. И тут же, будто только и ждавшее этого, что-то темное, неприятное, надвинулось ледяной глыбой, вытолкнув на свет страхи и сомнения, растормошив вялую, заспанную совесть.

Нет-нет, нельзя! Нет-нет, только не это! Кто он такой, какое имеет право? Внезапное озарение грохнуло в голове тяжким колоколом. Господи, да ведь, эта девочка – совсем еще ребенок, а он уже почти старик, еще год-два и можно будет всерьез говорить о старости.

Старик? Он, Ленский – старик?

Сознание метнулось, растерянно застыв на полдороги, судорожно, словно дротики, одну за другой, выстреливая бессвязные мысли. А что ты хотел, дружок? Ничто не вечно, уж кому-кому, а тебе это знать – сам Бог велел. Все отмеряешь – десять лет, пятнадцать, а ты сложи их, сложи эти цифры, сложи и отмерь на шкале жизни. Что получается? Вот то-то! Так что, не хорохорься, смирись и живи с этим.