Евгения Хамуляк: Приключения зеркала (СИ)

Вообще, ребята оказались веселыми, с чувством юмора и очень милыми; на прощание самый косматый и с рыжей бородой галантно поцеловал мне руку и все же выразил робкое желание пригласить на романтическое свидание в самый лучший русский ресторан столицы, где сохранились традиции и блеск любимого мною города.

Что я могла ответить? Я сказала, что уже безумно влюблена …

Глава Первая

Пробуждение

В этой главе сказка еще не совсем похожа на сказку, но порой жизнь нас подталкивает к чуду.

Аделина вышла из школы и уже закружила портфелем в ребяческом радостном порыве, как и все остальные школьники, выпущенные на свободу после душного класса, как вдруг неожиданно вспомнила, что особенной причины для радости не было, так как идти домой означало встретиться с пьяной мачехой, слушать ее оскорбительные слова в ожидании прихода, скорее всего, уже пьяного отца, который вначале бывал добрым, но потом под гнетом всех лживых наговоров ожесточался и тоже впадал в ярость, заканчивающуюся порой не просто угрозами.

А все-таки хотелось кушать.

И тогда Аделина уселась на перила и стала ждать своих подруг из параллельного класса, как это обычно бывало.

В родном классе Аделю не очень-то любили, называли замарашкой и нищенкой. А все от того, что донашивала она одежду своих подруг из параллельного класса или детдомовские одежды, которые таскала ей мачеха, работающая там поломойкой.

Она бы с радостью и не носила всех этих вещей: и из детдома, и от подруг, но, к сожалению, время было такое, особенно осенью и зимой, что выбирать или капризничать не приходилось; мороз так задувал под школьную юбку — аж до кончиков волос пробирало, поэтому без рейтуз никак не обойтись, даже чужих ношенных или старых.

К слову сказать, Аделину хоть и называли замарашкой, да напрасно, ибо лицом и фигурой это была самая красивая девочка в выпускном классе на всех трех параллельных курсах А, Б и В; и одежда ее вовсе не была грязная или какая-то неопрятная, ранняя смерть матери научила ее самостоятельно заботиться о себе: готовить, штопать, укладывать на ночь и будить по утрам. Поэтому выглядела Аделя порой даже опрятнее и дисциплинированней многих одноклассниц. Ее можно было бы назвать даже модной по меркам школьных советских правил, запрещающих носить все, кроме коричневых платьев и белых фартуков. Рейтузы, колготки, ботинки, резинки, галстуки, платья и даже нижнее белье доставались девушке от Лены, русской девочки — ее подруги из параллельного класса. Ее мама была очень добрая женщина. Родители баловали дочь, и каждый год папа-военный привозил из командировок обновки, а старые вещи, аккуратно постиранные и поглаженные, тетя Света отдавала Адели; там и штопать-то особенно было нечего.

И так уж распорядилась природа, что даже детдомовские коричневые колющие платья, приносимые мачехой тайком с работы, смотрелись на Аделине намного лучше, чем красивые кружевные фартуки и манжеты на несимпатичной Лене. Хотя это и не мешало Леночке водить шуры-муры с Тимуром из В класса, влюбляться в Игоря из А класса и, вообще, вести себя так, будто она и есть королева красоты.

Адели было не до любви, хотя порой ей на что-то такое намекали девочки, хихикая на переменках. Как только она вспоминала ненавистное лицо мачехи, суровое лицо отца, редкие фотографии мамы, то все мечты сдувало ветром в единую секунду; одна единственная мысль поселялась в ее красивой головке с пушистыми каштановыми волосами, подвязанными синей лентой, — быстрее, как можно быстрее уехать, сбежать из дома!

Далеко, через 2000 км, в далекой русской Москве жила ее тетя, двоюродная сестра мамы, когда-то давно побывавшая в гостях у них дома, как раз накануне смерти мамочки. Адели было всего 4 года, но она точно запомнила ее слова, что, если что-то случиться, девушка может приехать к ней.

Сколько раз порывалась Аделя ехать в далекую Москву, сколько бессонных ночей она провела в холодном подъезде или у чужих людей, соседей, побитая и голодная, в надежде найти то место, где она больше никогда не выслушает незаслуженных насмешек от мачехи и злых одноклассников, где она станет счастливой, где ей тоже захочется мечтать о будущем и влюбляться.

В один из таких тяжелых моментов порывалась Аделя поговорить с тетей Светой, мамой Леночки, целую неделю готовилась к разговору, хотела попросить денег и помощи в покупке билета. Но как только поднимала свои огромные необычного янтарного оттенка глаза с отчаянием и нагрянувшими слезами, не могла попросить, стыдно и страшно становилось до невозможности. Тетя Света волновалась тогда, и девушке приходилось врать, что болит голова.