Виктор Миронов - Дикий бег Югурты

Итак, послушайте наставления сиятельства Тийи; блаженны те, которые хранят четыре стороны пути моего! Будьте мудры не отступайте от них. Блажен человек, который слушает меня, бодрствуя каждый день у врат моих и стоя на страже у дверей моих! Потому что, кто нашел меня, тот нашел жизнь, и получит благодать; а согрешающий против меня наносит вред душе своей: все ненавидящие меня любят смерть .

Притчи Тин – ниТ.

ОТ АВТОРА

К

ак-то золотым осенним вечером, приближался я к пустынной обители мертвых. Здесь услышал я звуки, непохожие на те, что обычно творятся в такой тишине в такое время суток, и был удивлен – они не походили на порывистый вздох осеннего вечера в ветвях гигантского ясеня, поднимавшегося перед еще открытыми воротами кладбища. Я отчетливо услышал скрежет вращающихся колес и, признаюсь, ощутил неприятное ощущение от подобного шума. Уж недобросовестные ли люди промышляют за оградой, чьи безобразия побеспокоили немало честных людей. Подойдя ближе, я с удовольствием обнаружил, что мои предположения были ошибочны.

От ворот, по булыжной дороге под уклон гремел тележкой какой-то старик, он усердно толкал перед собой столик на истершихся колесах. На столике лежали мелкие торговые предметы, свечи и два или три букетика дешевых цветов. Седые волосы старика прикрывала соломенная шляпа с истлевшими краями. Его одежду составлял узкий, старомодного покроя костюм, сшитый из некогда дорогой ткани, и жилет: костюм нёс на себе отчетливо заметные следы долголетней службы. Дешёвые туфли дополняли его наряд. Невдалеке – трехколесный велосипед, его дорожный спутник крайне преклонного долголетия, о чем говорила его необычайная форма. Предмет сей отличался крайней простотой, руль его обмотан был липкой лентой, а седло набито синтетическим ватином, и чинено оно было невероятное множество раз, о чем говорили различного цвета капроновые нити. На задней оси прикреплены были жесткие металлические буксиры, предназначавшиеся, видимо, для буксировки торгового столика, который он брал с собою в дорогу. И хотя этого человека я видел впервые, все же, я тотчас же распознал в нем благочестивого интеллигента, он, мне казалось, заворожил меня.

Откуда этот человек родом и каково его имя, я так и не выяснил: не понял даже побуждение, которое заставило его спросить меня:

– Купите чего ни будь, господин? Возьмите вот это. – Он протянул маленький подсвечник. – Или вот это. – Он подал книгу религиозного содержания.

Так получилось, что мы разговорились – я от того, что искал собеседника, а он от одинокого образа жизни. Когда-то его семья держала небольшую ферму, но сам он то ли по собственной нерасторопности, то ли из-за семейных раздоров уже давно оказался без хозяйства, как оказался, впрочем, на старости без каких бы то ни было заработков. Он лишился дома, крова и родных, и кое-как перебивался, но старческая немощность сделала его к этому моменту негодным к труду. Старик вынул очки, протер их и, водрузив на нос, с подобающей учтивостью достал из своей допотопной тележки не менее допотопную папку. Ободренный моей любезностью, он предложил мне старинную рукопись. Говорить о содержимом пакета было для него истинным наслаждением, дать этой рукописи жизнь – была мечта всей его жизни. Он принялся подробно выкладывать все собранные им сведения о неведомом современнике пунической войне. Можно было подумать, что он – современник и очевидец великих событий, о которых рассказывал.

Я дал старику вволю выговориться. Он успокоился, а я, загоревшись желанием ознакомиться с рукописью, убедил его воспользоваться гостеприимством ближайшего бара. Старик с трудом сдался на уговоры разделить со мной компанию и пропустить рюмку спиртного. Наконец он принялся за свою рюмку; я же погрузился в чтение:

«Правдивая повесть или жизнь, или удивительные приключения Коттона и его друзей Битоита, Делгона и отважного Алорка, в которой рассказывается об оборотнях, не раз являвшихся в образе волка Владыке Надзора – высокочтимому басилевсу Гай Мельгарда, соблазнявшего народы на нравные поступки: о войне трёх миров – зачиненной Тартессом, Понтией и Раамонеей, а также о встречах и беседах с попутчиками на линии жизни, написанная очевидцем» , – такой был заголовок. С неослабным вниманием я продолжил чтение:

«…О вас, все судьи и ученые, все богатые и знатные, все, кто взглянет в эти строки, выслушайте историю моей жизни! В первый день марта, на пятнадцатый год жизни, учителем моим назначили друида, который перенял от отца свой священный сан. То был жрец, устами которого говорила истина, жрец, повторяющий творение Эшмуна, жрец, взирающий прямо на великую Тевту. Я просил помощи у чудесного и милостивого Тевтатеса, потомком которого себя считаю. Он услышал мои мольбы, сжалился над моими слезами, явился во сне и сказал: