Виталий Держапольский: Псарня

Из конвоируемых ребят их выжило двое: он, да его сосед — Сашка Золотухин. Но к Сашке судьба оказалась не столь благосклонна: он умер от пневмонии той же зимой, простудившись в выстуженной землянке. Так и остался Вовка в отряде в роли «сына полка». Оказия посетить родную деревню выпала Вовке только полтора года спустя. Но на месте родного дома, как впрочем, и всего поселения, мальчишка нашел лишь старое пепелище. Только закопченные печные трубы, да оголтелое воронье приветствовали «блудного сына», так некстати вернувшегося в родные пенаты. Что приключилось с его родными, мальчишка так и не узнал. С годами горечь утраты затерлась, спряталась где-то глубоко-глубоко в сознании мальчугана, а на первый план вышло чувство всепоглощающей ненависти к захватчикам, тем, кто разрушил его личное маленькое счастье. Теперь все его помыслы и мечты крутились вокруг того, как бы побольше досадить фрицам. Он был готов к борьбе, но на боевые вылазки и операции его не брали. Не дорос, — говорили в отряде, чем сильно оскорбляли мальчишку. Но он не отчаивался и, в конце концов, добился своего. Нет, автомата ему так и не дали, отказали и во владении даже самым захудалым пистолетиком, но, тем не менее, пользу отряду он приносить начал. Его обряжали в рванину, и засылали в какой-нибудь населенный пункт, где планировалась очередная акция. Память у Вовки была феноменальная, как не однократно говаривал командир. Мальчишка безо всяких записей и пометок умудрялся запоминать массу полезной информации, помогающей партизанам планировать боевые операции: где располагаются основные формирования немцев, их численность и состав, какой техникой оснащены и тому подобные сведения. Мальчишка несколько дней играл роль побирушки, а сам приглядывал и примечал, что, где и как. Обычно фрицы на него не обращали внимания — мало ли беспризорных сопляков побирается нынче на огромных просторах некогда великой страны. Хотя и существовала Директива Департамента Оккупированных Территорий, предписывающая собирать таких вот беспризорников низшей расы в специальных приемниках-интернатах, но на деле это распоряжение выполнялось из рук вон плохо — немцы не желали мараться, а у уполномоченных на местах полицаев и без того хватало забот. Так что Вовка, практически ничем не рискуя, шатался по деревням и поселкам, высматривая, выслушивая и вынюхивая. Собрав достаточное количество сведений, мальчишка возвращался в отряд. Его разведданные всегда были на вес золота, ибо кроме него справиться с таким заданием не мог никто из взрослых.

Паренек вновь остановился и еще раз посмотрел в сторону леса. Среди заснеженных деревьев на опушке он сумел разглядеть маленькие фигурки людей, ободряюще машущие ему вслед. У Вовки сразу потеплело на душе: его любят, ценят и ждут! Он уже давно и искренне считал партизанский отряд своей родной семьей. Он представил, как выполнив задание (а что он его выполнит, Вовка ни капельки не сомневался), вернется в отряд. Как Кузьмич — начхоз отряда, приготовит ему сладкий горячий чай, а командир — Митрофан Петрович — будет терпеливо ждать, пока он — Вовка, неторопливо и с чувством собственного достоинства не выдует кружку-другую. И лишь потом начнутся вопросы… А после будет банька, чистое белье и сон, сладкий сон в жарко натопленной землянке…

— Размечтался! — шикнул сам на себя парнишка, отворачиваясь от леса и продолжая путь. — Сделай дело, а уж затем и мечтай на здоровье!

Порыв ветра бросил ему в лицо горсть колючего снега. Щеки защипало, словно по ним прошлись грубым наждаком, а из глаз потекли слезы. Зима в этом году никак не хотела отдавать бразды правления благодатной весне. Мальчишка грязно выругался и по привычке втянул голову в плечи — за такие слова ему в отряде часто перепадало — рука у Кузьмича была тяжелой, и мартешину он на дух не переносил. Но сейчас Кузьмича рядом не было — Вовка довольно ухмыльнулся и прибавил ходу. Широкие голенища растоптанных валенок противно захлопали по худым Вовкиным голяшкам. Но мальчишка уже приноровился к своей безразмерной обувке.

— Главное тепло, а из больших не выпаду, — здраво рассуждал он, ловко семеня ногами по снежной корке.

Примерно через час он пересек поле и выбрался на разбитую проселочную колею, ведущую в Сычи. Посреди колеи, укатанной автомобилями, идти стало легче. Через пару-тройку километров колея уперлась в стандартный контрольно-пропускной пункт, оборудованный будкой и полосатым шлагбаумом. Возле шлагбаума прохаживался субтильный фриц. Лицо немца было замотано по самые глаза теплым шарфом крупной вязки. Время от времени оккупант хлопал себя руками по бокам и выбивал ногами дробь в жалкой попытке согреться.

Читать дальше