Терри Пратчетт: Ночная Стража

Ваймсу оставалось сделать всего пару шагов.

– Вот так, господин Ваймс. Больше никаких ножей. Сбежать я не могу. Сдаюсь. На этот раз без подвоха. Сдаюсь, понятно? Просто арестуй меня. В память о прошлом, а?

Зверь внутри Ваймса истошно завопил. Никто не скажет Ваймсу дурного слова, если он лишит палача десяти долларов и бесплатного завтрака, вопил зверь. И да, убить Карцера сейчас одним ударом меча значит подарить ему легкую смерть, ведь любой палач знает, что казнь может быть разной, и во всей стране не найдется палача, который позволит такому подонку умереть без мучений. Боги тому свидетели, он заслуживает…

…но молодой Сэм смотрел на Ваймса через тридцать разделявших их лет.

Стоит человеку сломаться, ломается все. Так устроен мир. Да, обстоятельства могут тебя согнуть, а если хорошенько припечет, то и скрутить в бараний рог. Но нельзя, чтобы они тебя сломали. Потому что сломаешься ты – и начнет рушиться все, пока вообще ничего не останется. Все решается здесь и сейчас.

Ваймс опустил меч.

Карцер вскинул на него глаза и произнес с усмешкой:

– Знаешь, ха-ха, терпеть не могу яйца без соли…

Ваймс почувствовал, как рука помимо его воли поднимает меч…

И останавливается. Кроваво-красная ярость заледенела.

Зверь был вокруг него. Он не был другом, только зверем. Полезным, но тем не менее зверем. Можно держать его на цепи, заставлять плясать или жонглировать мячиками. Зверь не способен думать. Он глуп. Но ты, ты сам и зверь – не одно и то же.

Ты не обязан делать то, что ему хочется. В противном случае Карцер победит.

Ваймс разжал пальцы, меч упал на землю.

Карцер не сводил с него глаз. Ваймс улыбался, и эта улыбка была куда более зловещей, чем гримаса ярости. В руке Карцера блеснул металл. Но Ваймс уже налетел на него, повалил, перехватил запястье и стал колотить его рукой по надгробию Джона Киля, пока четвертый нож не выпал из окровавленных пальцев. Подняв Карцера на ноги, Ваймс заломил ему обе руки за спину и вдавил грудью в каменную плиту.

– Посмотри на небо, Карцер, – сказал он, прижавшись губами к его уху. – Видишь закат? А звезды? Завтра для моего сына Сэма они будут светить ярче, потому что не будут больше светить тебе, Карцер. Еще не высохнет утренняя роса, как я притащу тебя к Витинари, и у нас будут свидетели, много свидетелей и, возможно, адвокат для тебя, если найдется хоть один, у кого хватит лживости просить за тебя, не меняясь в лице. И тогда, Карцер, тебя отвезут в Танти, на виселицу, без промедления, чтобы ты смог сплясать пеньковый фанданго. А потом, не сомневайся, я пойду домой и, быть может, съем яйцо вкрутую.

– Мне больно!

– Да ну? А ведь и ты говоришь правду, Карцер! – Ваймсу удалось сжать оба запястья убийцы стальной хваткой и свободной рукой оторвать рукав от своей рубашки. – Я действительно делаю тебе больно, но я делаю это по уставу. – Обернув пару раз запястья Карцера рукавом, он крепко затянул узел. – Я позабочусь, чтобы у тебя в камере была вода. Позабочусь о том, чтобы тебе принесли завтрак, все, что пожелаешь. А еще позабочусь, чтобы палач сделал свою работу как надо и ты болтался на виселице, пока не задохнешься. Может, я даже проверю, хорошо ли смазаны петли люка.

Он ослабил хватку, Карцер пошатнулся, и Ваймс подсек ему ноги так, что тот упал, как куль.

– Машина не сломалась, Карцер. Она ждет тебя, – сказал он, отрывая рукав от рубашки арестованного и связывая ему лодыжки. – Город убьет тебя. Нужные шестеренки повернутся, и ты умрешь. Все будет справедливо, я лично прослежу за этим. Чтобы потом ты не мог сказать, что суд над тобой был несправедливым. Чтобы ты ничего больше не мог сказать, ха-ха. Об этом я тоже позабочусь…

Он отошел на шаг.

– Добрый вечер, ваша светлость, – сказал лорд Витинари.

Ваймс развернулся, как ужаленный. Во тьме соткался мрак, чем-то похожий на человеческий силуэт. Ваймс быстро подобрал свой меч, всматриваясь в темноту. Силуэт приблизился, теперь его можно было узнать…

– Как давно вы здесь? – спросил Ваймс.

– Ну… какое-то время, – ответил патриций. – Как и ты, я предпочитаю приходить сюда один, чтобы… поразмыслить.

– Вы не издали ни звука! – с упреком сказал Ваймс.

– Это преступление, ваша светлость?

– И вы слышали?..

– Как ты безупречно произвел арест, – закончил Витинари. – Мои поздравления, ваша светлость.

Ваймс опустил взгляд на незапятнанный кровью клинок.

– Да, возможно, – сказал он, временно перестав поспевать за мыслью собеседника.