Терри Пратчетт: Ночная Стража

Потом заглянул к доктору Газону. Они посидели немного, поговорили о памяти и о том, какие шутки она иногда выкидывает, а также о забывчивости и о том, как выгодна она порой бывает.

Вдвоем они отправились в банк, где лежали деньги Ваймса. Это почтенное заведение любезно согласилось открыться в нерабочее время, поскольку его попросил об этом любимый клиент, герцог, самый богатый человек в городе, командор Стражи и, что немаловажно, человек, всегда готовый вышибить дверь ногой. Здесь сэр Ваймс передал сто тысяч долларов и право собственности на большой угловой участок у Гусиных ворот некоему доктору Газону.

А после, уже в одиночестве, он направился к кладбищу Мелких Богов. Первому Законней-Некуда, что бы он там себе ни думал, хватило ума оставить ворота открытыми этим вечером и даже долить масло в фонари.

Ваймс неторопливо шел по поросшим мхом дорожкам. Цветы сирени, казалось, светились в темноте. Их запах висел в воздухе подобно туману.

Путаясь в высокой траве, он подошел к могиле Джона Киля и осторожно, чтобы не потревожить венки, присел на могильный камень. Ничего, сержант наверняка не обиделся – он ведь знает, как устают иногда ноги стражника. Ваймс докурил сигару и стал смотреть на закат.

Через некоторое время слева раздался шорох и земля над одной из могил начала оседать. Из-под земли появилась серая рука, сжимающая лопату. Она с усилием отбросила прочь комья глины, и из могилы восстал Редж Башмак. Он уже наполовину вылез на свет, но тут заметил Ваймса и едва не свалился обратно.

– О, ты напугал меня до смерти, господин Ваймс.

– Извини, Редж, – ответил Ваймс.

– Конечно, когда я сказал, что ты напугал меня до смерти… – начал зомби с мрачным видом.

– Да, Редж, я понимаю. Там внизу все тихо и спокойно, да?

– Очень спокойно, сэр, очень спокойно. Впрочем, к началу следующего года придется обзавестись новым гробом. Нынешние так недолговечны.

– Вряд ли кто-то из похороненных задумывается о долговечности, Редж, – заметил Ваймс.

Редж принялся аккуратно закапывать могилу.

– Знаю, все считают это странным, но мне кажется, я действительно многим им обязан, – сказал он. – Всего один день в году, но это своего рода… солидарность.

– Типа как лежишь заупокой? – спросил Ваймс.

– Что, сэр?

– Да я-то не против, – весело сказал Ваймс.

Вот он и наступил, идеальный момент. Даже Редж, хлопотавший вокруг могилы, тщательно разравнивая и приглаживая грунт, не мог испортить эту минуту.

Метельщик сказал, что придет время, когда все станет ясно. Идеальный момент.

Те, кто лежал в этих могилах, умерли не напрасно. Все говорило сейчас Ваймсу об этом: лучи заката, восходящая луна, аромат сигары, тепло, разливающееся по обессиленному телу.

История всегда найдет выход. События изменились, но мертвые остались прежними. Их жизнь закончилась в подлом, бесчестном бою, который стал крошечным пятнышком на исторической картине, но сами они не были ни подлыми, ни бесчестными. Они не сбежали, хотя могли, и никто бы не упрекнул их за это. Они остались, и, может быть, они видели свой путь так же ясно, как Ваймс сейчас. Они остались не потому, что хотели стать героями, это просто была их работа, которую они делали…

– Ну, я пойду, сэр, – сказал Редж, положив лопату на плечо. Его голос прозвучал словно откуда-то издалека. – Сэр?

– Да, Редж, хорошо. Спасибо тебе, – пробормотал Ваймс.

Сквозь розовую пелену идеального момента он видел, как капрал зашагал по темнеющей дорожке к городу.

Джон Киль, Билли Букли, Гораций Масхерад, Дэй Дикинс, Сесил Хлопман по прозвищу Пятак, Нед Тренч и, формально, Редж Башмак. Вероятно, не больше двадцати человек во всем городе наберется таких, кто знал их по именам. Никто так и не поставил им памятников, не развесил мемориальных досок. Чтобы знать их, нужно было быть там.

И уж кто-кто, а Сэм Ваймс там был. Даже в двух экземплярах.

Солнце садилось, наступала ночь. Она медленно выходила из теней, где пряталась от дневного света, растекалась лужицами, которые сливались в озера мрака. И чувства Ваймса обострялись и ширились по мере того, как вокруг разливалась тьма, словно гигантский темный кот расправлял длинные усы.

За воротами кладбища постепенно стихал городской шум, хотя Анк-Морпорк никогда по-настоящему не спал. Вероятно, боялся.

В странном умиротворении, охватившем Ваймса, ему казалось, что он слышит все-все, как в ту страшную минуту на улице Героев, когда история пришла взять свое. Слабое потрескивание остывающих камней в стене, шорох оседающей земли в опустевшей могиле Реджа, легкий шелест высокой травы вокруг могил… тысячи едва различимых звуков, составляющих ограниченный в пространстве хитросплетенный островок тишины. Это была песня тьмы, и в ней, на пределе восприятия, возник диссонансный аккорд.