Хафса Файзал - Избавители звезд

– Как бы тебе сказать? – проговорил Лев. – Анадиль умрёт через три дня.

Возможно, он мог блефовать не хуже, чем Альтаир.

– И тогда, как только твои друзья доберутся до берегов, мы заберём у них Джаварат и оставшиеся сердца. – Лев вскинул голову. – Видишь, мои планы простираются далеко, Альтаир, и многое я могу предусмотреть. Возможно, тебе это знакомо.

Умение Альтаира строить планы и предусматривать всё никогда не служило его личной выгоде или непостижимой жадности. Собрать команду, вернуть волшебство. Простой план, разработанный им вместе с Беньямином, с каждым днём становился всё более запутанным.

Альтаир отказывался верить, что его мать умирает. Отказывался верить, что zumra слишком малочисленна – не теперь, когда позаботился о том, чтобы в Крепости Султана их ждали союзники, владеющие dum sihr, которые смогут защитить их. И более того: у Насира была своя магия, а в распоряжении Зафиры была сила Джаварата, связанного с ней кровью.

Этого должно быть достаточно. Впервые за очень долгое время Альтаиру пришлось напомнить себе, что он должен дышать.

– Почему? – спросил он.

Вот чего он никак не мог понять – в чём была причина этой алчбы Льва. Он отказывался верить, что человек, родной с ним по крови, мог просто жаждать власти. Вряд ли можно придумать причину скучнее.

Взгляд отца застыл – сияющий янтарь в хрустале, – но Альтаир не сумел прочитать этот взгляд.

– Месть, – ответил Лев, но его голос выдавал не больше чем просто привычку – ни жажды, ни ярости. – И, конечно же, есть нечто большее. Должен воцариться порядок. Волшебство должно остаться в достойных руках. Неужели ты полагаешь, что обычные люди понимают всю мощь того, что Сёстры готовы были дарить свободно?

Равенство – вот что Сёстры Забвения даровали Аравии, несмотря на все их ошибки.

– Ах, как же изобретательны становятся люди в выражениях, когда дело доходит до их пороков, – скучающе протянул Альтаир, ничуть не удивившись. «Порядок» в данном случае был лишь иным определением для «жадности». – Но раз уж ты так жаждешь магии, ты, со своей бесконечной жаждой познания, уж точно должен знать старую поговорку: магия – для всех или ни для кого. Нет никаких «между».

Если, конечно, ты не был силахом, как Серебряная Ведьма. Или полукровкой, как Альтаир и Насир. Но ещё одно откровение ждало его на Шарре. Всю свою жизнь он думал, что он – чистокровный сафи, а Насир – сафи-полукровка, хоть у мальчишки и были округлые уши.

Что ж, наверное, он должен быть благодарен, что не слишком походил на отца – на человека, у которого даже сердца не было. Лев приоткрыл дверь, ведущую на верхнюю палубу. Странно, что он навещал Альтаира так часто, кажется, даже без особых причин. Его тёмный тауб [5] Тауб – традиционная арабская мужская одежда, похожая на рубаху до щиколоток, с воротником и длинными рукавами ( прим. пер .). чуть отливал фиолетовым в угасающих лучах заката. Альтаир понял вдруг, что не очень хочет, чтобы Лев уходил.

Тишина оглушала, а призраки были слишком реальными.

Слова сорвались с губ сами:

– Ты скорбишь по нему?

Чувства живых мало беспокоили мёртвых, но чем больше времени Альтаир проводил в одиночестве, тем чаще думал о брате своего сердца.

– Я знаю всё о высших сафи из окружения Беньямина, – продолжал Альтаир, хоть слова эти и бередили его древнее сердце. – Он принял тебя в свой круг против их воли, а ты зарезал его проклятым металлом. Ты прекрасно знаешь, сколько мучений он испытывал в последние мгновения своей жизни.

Лев обернулся, глядя на него холодно, оценивающе. Он словно только и ждал, что Альтаир заговорит об этом.

– Ему не следовало пытаться спасать никчёмного.

Насир никогда не нравился Беньямину. Все те годы, которые они строили планы, целью Альтаира было, чтобы Насир занял трон, Беньямин был против этого. Но где-то там, на острове, всё изменилось настолько, что сафи решил – Насир достоин того, чтобы ради него пожертвовать собственным бессмертием.

– Ты и правда бессердечный. – Альтаир устало рассмеялся.

Улыбка Льва была саркастической.

– Да, чтобы утверждать иначе, мне бы потребовалось сердце.

Он одарил Альтаира долгим взглядом, и тот ответил тем же.

– Мёртвые не чувствуют боли, – мягко добавил Лев, и Альтаир невольно прикрыл глаза. Возможно, именно потому, что он обнажил свои эмоции, отец продолжал: – А вот твои друзья, напротив, прекрасно знали, как больно тебе будет от того, что они оставили тебя. Ты устроил своё маленькое представление со светом, чтобы спасти их – и ради чего? Каково это – чувствовать себя брошенным?