Уинтроу не стал обращать внимания на слова, которые пожелал выбрать его отец.
– Кеннит спит, – сказал он. – Пусть отдохнет как следует и сил наберется. Тогда у меня будет хоть какой-то шанс его вылечить.
– Вот как? Ты, значит, и вправду намерен… Ты вылечишь человека, отнявшего у тебя твой корабль!
– Да. Чтобы спасти тебе жизнь.
– Чушь! – фыркнул отец. – Ты бы все равно это сделал. Даже если бы они меня тому змею скормили. Такова уж твоя сущность – под всякого, кто при власти, ложиться!
Уинтроу попытался беспристрастно поразмыслить над услышанными словами. Потом сказал:
– Возможно, ты и прав. Возможно, я все равно сделал бы это. Но не потому, что у него власть. Кто он такой – это тут вообще ни при чем. Дело в жизни, отец. Жизнь – это Са. Это значит: пока не утрачена жизнь, всегда есть возможность совершенствования. И потому я, как священнослужитель, вижу свой долг в том, чтобы сохранять жизнь. Даже его.
Отец мрачно рассмеялся:
– Только еще не добавил – даже мою.
Уинтроу молча кивнул.
Кайл Хэвен повернул к сыну голову той стороной, где была рассечена кожа.
– Ладно, жрец, приступай. Больше ты все равно ни на что не годишься.
Уинтроу не попался на удочку. Он сказал:
– Давай сначала посмотрим, что там у тебя с ребрами.
– Как скажешь.
Отцу было явно трудно двигаться, но все же он сам стащил драные остатки рубашки. Вся левая сторона груди у него была сплошь в синяках. Уинтроу внутренне содрогнулся, увидев на его теле явственно отпечатавшийся след сапога. Значит, этот удар достался уже лежачему… И опять единственными лекарскими припасами Уинтроу были вода и влажные тряпки: врачебный сундучок, имевшийся на корабле, подевался неизвестно куда. Он очень осторожно приступил к перевязке, чтобы помятые ребра причиняли поменьше страданий. Его отец ахал и вздрагивал от каждого прикосновения, но не отстранялся. Когда Уинтроу завязывал последний узелок, Кайл Хэвен сказал ему:
– Ты ненавидишь меня, ведь так, парень?
– Не знаю. – Уинтроу намочил тряпку и начал промокать кровь у него на лице.
– А я знаю, – сказал отец. – У тебя на физиономии все написано. Ты едва можешь себя заставить в одной каюте со мной находиться, а прикасаться ко мне – и подавно!
– Ты ведь действительно пытался меня убить, – проговорил Уинтроу ровным голосом.
– Да. Пытался. Пытался! – У отца вырвался недоуменный смешок, но смеяться было слишком больно, и он, вздрогнув, умолк. – Провалиться мне, если я знаю, почему тогда поступил так. Но в те минуты мне казалось, что ничего более умного и придумать-то невозможно.
Уинтроу понял, что более вразумительного объяснения не дождется. Да он и не был уверен, что ему вправду хотелось понять. Он устал от бесконечных попыток понять отца. Он совсем не хотел его ненавидеть. Он вообще не хотел ничего чувствовать к этому человеку. А больше всего ему хотелось, чтобы отец вообще в его жизни не существовал.
– Почему все должно было случиться именно так? – вырвалось у него вслух.
– Ты сам сделал выбор, – заявил Кайл Хэвен. – Все могло быть совершенно иначе. Если бы ты хоть попытался сделать по-моему… просто делать, что тебе говорят, не задавая вопросов, – все было бы хорошо. Неужели так трудно было раз в жизни поверить, что кто-то другой лучше знает, где твое благо?
Уинтроу обвел глазами комнату так, словно обозревал весь корабль.
– Я думаю, – сказал он тихо, – это никому из нас не во благо.
– Только потому, что ты все испортил! Ты – и корабль! Если бы вы оба вели себя как положено, мы уже на полпути в Калсиду были бы теперь! И Гентри, и Майлд, и… и все… все они были бы живы! И виноват во всем ты! Ты, а не я! Ты это выбрал!
Уинтроу попытался придумать ответ, но ничего путного ему в голову не пришло. И он принялся молча, тщательно перевязывать отцу голову.
Как же здорово они работали у нее на палубе и на мачтах, эти пестро разодетые морские разбойники! Со времен капитана Ефрона не доводилось ей наслаждаться командой, составлявшей с нею такое органичное целое! Она обнаружила, что с облегчением воспринимает их многоопытное обращение с ее такелажем и парусами. Исполняя распоряжения Брика, бывшие невольники выстроились правильными цепочками, таская из-за борта ведерки с водой и передавая их вниз – отмывать испоганенные трюмы. Другие уже качали помпы, выплескивая в море застоявшуюся грязь. Третьи вооружились кусками пемзы и скребли палубу… Они пытались оттереть кровавые пятна, но вотще: диводрево сохранит эти отметины навсегда. Она знала это, но помалкивала. Люди сами поймут тщетность своих усилий. Несколько человек трудились в трюмах, снимая цепи, гроздьями свисавшие с переборок. Медленно, но верно все они возвращали ей прежний облик. Можно сказать, возвращали ей ее прежнюю…
Читать дальше