Джен Коруна: Год багульника. Кровавая луна

Когда наступало утро, Сигарт, пошатываясь, покидал свое убежище, оборачивался зверем, и все начиналось сначала. Если бы кто-нибудь увидел его теперь, то вряд ли узнал в нем прежнего полного жизни хищника. Уже много дней он ничего не ел — от одного вида крови его выворачивало. Пытаясь заглушить голод, он грыз молодые ветви, отыскивал тронутые ночным морозом дикие яблоки, но от этого только еще больше хотелось есть. Вскоре он настолько ослаб, что был не в силах больше бегать, но и лежать без движения тоже не мог. Пошатываясь, точно пьяный, он часами бродил по лесу, глядя перед собой безумным взором; ночевал, где придется, не в силах вернуться в свое жилище. Однажды, пробираясь сквозь лесную чащу, он набрел на болото. Оно было в самой глубине леса — мелкое, в зеленом мху, расцвеченном алыми ягодами клюквы. Ноги то и дело проваливались в этот пушистый ковер, вода чавкала под сапогами.

Знакомый запах донесся до Сигарта. Он остановился, осмотрелся. Все кочки вокруг были покрыты жесткими, похожими на проволоку, зарослями багульника. Шатаясь, хэур подошел к ближайшей кочке, грубо дернул один из кустиков, вырвав его с корнем, поднес к глазам. «Лунный цветок» — так называла его Моав… Воспоминание об эльфе больно ударило Сигарта. Видно, яд этой лунной богини был и впрямь силен, раз он так легко отравил его, влившись в его кровь вместе с поцелуями маленькой эльфы! Ему почудилось, он слышит тихий голос. «Цветок Эллар… горький, как отчаянье», — грустно шепнул он. Хэур застонал и с силой сжал в руке несчастное растение — некогда приятный запах теперь казался ему запахом тоски и безумия. Проклятый голос! Он заставит его замолчать! Он вытравит его, как вытравливают крыс из погреба!

Охваченный исступлением, он принялся лихорадочно обрывать рыжеватые побеги и есть их. Листья были жесткими и горькими, от их резкого запаха Сигарта тошнило, но он продолжал жевать их с каким-то остервенением. Он глотал их и тут же срывал новые, и снова глотал, преодолевая дурноту. Едкий вкус заполнял ему рот, в ушах гудело, на лбу выступил холодный пот. Сигарту показалось, что ему сдавили голову стальным обручем; он схватился руками за голову, упал в мох, покатился по нему, рыча от боли и страдания. В следующий миг его тело сотряс мучительный приступ рвоты — организм исторгал из себя яд, всеми силами цепляясь за жизнь. Алые круги поплыли перед глазами хэура, его тело словно закружилось в воздухе, будто кто-то забавлялся, играя с ним… Он хотел сорвать еще листьев, но пальцы не слушались его, а сами кусты расплывались, как в тумане.

Его тошнило снова и снова, и все вокруг крутилось, заволакиваясь алым. Он не понимал, где он и где земля, и где небо. От раскалывающей голову боли и непрекращающейся дурноты он отупел; ему казалось, что вместе с горькими ядовитыми листьями он выблевал и свою душу, и все свои чувства. Сигарт не чувствовал больше ничего, ничего не хотел, ни о чем не думал — тяжелое отупение охватило его. С трудом поднявшись на четвереньки, он пополз прочь от болота, шатаясь и волоча свое тело, точно больное животное. Дотащившись до своей пещеры, он с болезненным стоном упал на сухие листья и провалился в небытие.

***

Сигарт не знал, сколько он так пролежал — когда он открыл глаза, все вокруг было покрыто инеем. Он продрог до костей, тело затекло и болело. Поежившись от холода, он почувствовал, как саднят содранные руки и ноги, как ноет каждый мускул. И еще он ощутил голод — дикий, звериный голод, ставший на одну линию с жизнью. Ему захотелось мяса, горячего, свежего, только что пойманного! На грани смерти загнанное тело хэура снова возвращалось к жизни, его воля брала свое, через боль заставляя подниматься и идти на поиски добычи.

Сигарт с трудом принял рысье обличье — на двух ногах он больше не держался — и выполз на заиндевевшую траву. Неподалеку от пещеры сидел заяц, тревожно подняв уши и принюхиваясь. Хэур сделал два нетвердых шага в его сторону, заяц вскинул мордочку и исчез в кустах. Живот Сигарта свело от голода — сейчас он был согласен на любую добычу. Тяжело ступая похудевшими лапами, он подошел к кустам, в которых только что скрылся зверек, и понюхал воздух — пахло чем-то живым. Он подкрался к кустам: совсем близко, в небольшом ельнике, клевала хвою серая курочка тетерева. Былой охотничий пыл мигом разгорелся в Сигарте. Напрягая последние силы, он в несколько больших прыжков догнал птицу и схватил ее… Ему казалось, он в жизни не ел ничего вкусней! До вечера ему удалось поймать еще несколько толстых пищух — с каждой новой добычей тело Сигарта наливалось силами. Ночные голоса больше не тревожили его. Он понял, что больше ему здесь делать нечего.