Надея Ясминска - На спине лоскутного дракона

– Думаешь, я вчера спал, ничего не слышал? Курятину сейчас можно отыскать разве что в желудке у тролля. Сам знаешь, после жатвы у любого селянина остались лишь несушка да полудохлый петух, и по доброй воле их не отдадут…

– Я так долго наблюдал за ней, – вдруг сказал Дорион. – Пять лет, ни одного вечера не пропустил. Запомнил каждый жест и взгляд, силу голоса на каждом слове. Ну и, сам того не понимая, отложил в памяти все Знаки – и форму, и размер, и цвет…

– Эй! – пихнул его локтем Вильс. – Так все-таки ты в нее…

И осекся, потому что заскрипели ступеньки: по лестнице величественно спускалась Госпожа Зариль.

Не обращая внимания на восторженные вздохи мужчин и завистливое сопение их жен, гадалка, как ни в чем не бывало, села за свой столик, достала бархатный мешочек и рассыпала на черной скатерти Знаки. Точно такие, как раньше.

– Вот это да! – воскликнул Вильс. – Вот это женщина, она таки их добыла!.. Ты свой балахон снимешь или нет? Мне даже смотреть на тебя жарко.

Дорион медленно распахнул плащ и показал приятелю обрубок правой руки.

– Ты все спрашивал, из чего маг сделал мне руку, – усмехнулся он. – Конечно, из куриных костей. Я же был фермером, ты не знал?

* * *

Поздней ночью, перед самым рассветом, в дом Дориона постучали. Он отворил дверь. На пороге стояла женщина в маске.

– Я нашла в своей комнате новые Знаки, – без лишних церемоний заявила она. – Стала гадать на свою судьбу, и они почему-то привели меня сюда. Уверили, что здесь я найду мужчину, который мне действительно нужен.

– Вряд ли я тот мужчина, – тихо произнес Дорион и показал то, что осталось от его руки. – Пусть Знаки выберут вам кого-нибудь получше.

– Вот как, – не смутилась Госпожа Зариль. – Вижу, вы с самого начала решили играть честно. Тогда и я вам кое-что покажу. Не хочу, чтобы лицедейство сбило вас с толку и вы считали меня красавицей.

Она медленно сняла маску и посмотрела на человека перед ней с вызовом и затаенным страхом.

Дорион молчал. Он осторожно собирал взглядом каждую черточку, каждую веснушку и морщинку – все то, что долгие годы пытался угадать по изгибам ткани.

– Вы прекрасны, – наконец искренне прошептал он.

Гадалка выдохнула чуть менее сдержанно, чем хотела бы.

– Значит, Знаки не обманули… Так вы впустите меня или оставите мерзнуть?

Она вошла и села у камина, попутно заметив, что столик в углу ничуть не хуже трактирного и на десяток-другой лет с легкостью его заменит.

ПРАВДА?

− Что ты делаешь? – спросила девочка в тонком синем платье. Она стояла чуть поодаль и с любопытством наблюдала, словно зверек, который когда-то был домашним, но потом его выбросили на улицу.

− Ничего, − огрызнулся Вейл.

− Но ведь что-то делаешь?

− Отстань!

Девочка поджала губы, но не ушла. И парень понял, что должен ей ответить, иначе задохнется в своем молчании.

− Громлю дом. – Слова с трудом протиснулись сквозь зубы. – Я разнесу его по щепкам, а потом подожгу.

Вейл искоса глянул на девочку: она стояла на том же месте, сцепив лапки. Ее кожа при свете луны казалась совсем бледной и отливала голубым. Тролль бы ее побрал! Ну почему у него вечно все идет не так, как надо? Первая ночная вылазка – и на тебе, привязалась!

− Зачем ты его громишь? Это ведь хороший дом.

Парень схватил какую-то деревянную штуку (что это для них? стул, стол, идол?) и с размаху кинул о землю. Штука должна была разлететься в щепки, но почему-то осталась целехонькой. Проклятье.

− Сама знаешь, зачем! – зло выкрикнул он. – Потому что в нем живут большеглазые! Негуины! И если они сами не хотят убраться с наших земель, мы поможем!

Стул-стол-идол пинком отлетел к стене. Вейл принялся остервенело топтать его своими большими, обитыми сталью сапогами, и вещь, наконец, поддалась. Дерево рассыпалось под ударами мелкой золотой пылью. Все у них не так. Везде эта клятая бледная магия.

Девочка подошла чуть ближе. Она казалась очень серьезной, словно готовилась ответить важный урок. Парню вдруг захотелось кинуть в нее что-то, хлопнуть перед ее лицом, даже ударить – только бы она вскрикнула, заплакала, убежала, как любой нормальный ребенок. Но не смог. Он просто стоял и тупо смотрел на измазанные золотом сапоги.

«Сейчас она скажет. Я чувствую. Произнесет всего одно слово…»

И она действительно спросила:

− Правда?

Вот так. Вейл сложился пополам. Эта маленькая дрянь словно засунула ручку в его внутренности и дернула за веревку ширмы, обнажив тайник. Правда? Все так хотят, все так делают. Правда? Они должны уйти, они опасны, они пожирают наших детей. Правда? Их страшно убивать, но им можно мстить, они заслужили. Правда? Нет. Неправда, неправда. И он знал это в глубине души, и скомкал это знание до горошины, и не хотел идти сюда с дубиной и факелом, и все-таки пришел. Бессильная злоба начала хлестать через горло, и парень, скорчившись на земле, стал изрыгать «Ненавижу! ненавижу! ненавижу!», как будто его рвало.